Павел Фокин - Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 2. К-Р.

Певица (лирико-колоратурное сопрано). На сцене Большого театра с 1902. Роли: Людмила («Руслан и Людмила»), Татьяна («Евгений Онегин»), Антонида («Иван Сусанин»), Джульетта («Ромео и Джульетта»), Джильда («Риголетто»), Эльза («Лоэнгрин»), Марфа («Царская невеста») и др.

«Я гордился своими „учениками“, особенно Неждановой. Как сейчас вижу ее, в постоянно одном и том же темно-вишневом платье, заставляющую весь класс настораживаться при звуках ее чудесного, кристального голоса. Помню, весной 1902 года в консерватории шла опера „Похищение из сераля“ Моцарта. Нежданова в этом спектакле поразила всех такими высоченными нотами (верхние ми, фа, соль третьей октавы), которые, кроме нее, никто и не мог взять. Причем Булдин громко, на всю залу воскликнул: „Чисто воробей!..“» ( С. Василенко. Воспоминания ).

«Легкостью и непринужденностью самого процесса пения Нежданова, казалось, превосходила и птицу. А еще, кроме того, что у птицы нет задушевности и тепла, которыми отличалось пение Неждановой, самый голосистый соловей, залившись трелью, замирает и прислушивается, как на нее откликнулась окружающая природа. Неждановой была чужда даже эта минимальная мера нескромности.

…Самый голос Неждановой отличался редкостной красотой тембра и теплотой. В нем не только не было нот, с точки зрения особенностей звукоизвлечения, „пустых“; в нем не было и бесчувственных, невыразительных звуков. Когда я услышал из уст Неждановой „Вокализ“ Рахманинова, о котором я до нее не имел представления, я только в самом конце спохватился, что в нем нет слов, разъясняющих его смысл: эмоциональная насыщенность самого звука рисовала целые картины переживаний.

А. В. Нежданова имела замечательных учителей сцены: с ней занимались гениальная артистка М. Н. Ермолова, выдающийся деятель МХТ Л. А. Сулержицкий. Если судить по сценическому поведению Неждановой, приходится умозаключить, что они воспитывали ее актерское искусство через пение. Я не помню в исполнении Неждановой сцен, которые давали бы мне повод судить о ней как о потенциально драматической актрисе. Но я не могу также вспомнить ни одной фразы, которая не была бы до предела насыщена драматическим содержанием» ( С. Левик. Записки оперного певца ).

«Антонина Васильевна Нежданова, бесспорно, была певицей мирового масштаба. Она поражала тембром голоса, его чистотой. При этом она разгадала чрезвычайно важный для оперной певицы секрет. Нежданова недоигрывала – это было едва ли не ее принципом и резко отличало ее от оперных примадонн, склонных к переигрыванию, наигрышу. В известном смысле она и не пыталась играть. Ее внешние данные были невыигрышны, а ее актерское мастерство отнюдь не было сильным. Очень крупная женщина с мало поддающимся гриму лицом, Нежданова верила в вокал, в выразительность голоса и действовала на сцене предельно просто, очень точно, нигде не нажимая. Она никогда не прибегала к преувеличению. Она была так же прозрачна и благородна в своих скупых сценических приемах, как прозрачен был тембр ее голоса, как точна и прелестна была она в вокальном и интонационном истолковании каждой партии. Интуицией великой певицы Нежданова знала, что вокальное зерно образа может часто сказать зрителю больше, чем навязчивая игра, и что на оперной сцене порою вполне достаточен лишь некоторый пунктир актерской игры для того, чтобы образ с исчерпывающей полнотой возникал у зрителей и слушателей. И потому ее Снегурочка, Виолетта, Джильда оставались в памяти не только как вокальные, но и как сценические образы» ( П. Марков. Книга воспоминаний ).

«Голос Неждановой являлся национальным богатством, им гордилась и гордится история русской оперы. Она не только давала наслаждение слушателям, но и вдохновляла творческие силы композиторов: для нее Римский-Корсаков написал свою Шемаханскую царицу, для нее Рахманинов написал свой замечательный вокализ без слов – да ему и не надо было слов, чтобы производить в ее исполнении незабываемое впечатление. Я помню, как на вечере в память великой артистки Ермоловой весь зал плакал, слушая этот вокализ.

Нежданова составила целую эпоху в русской опере и была звездой первой величины среди певиц» ( Т. Щепкина-Куперник. Из воспоминаний ).

Антрепренер, режиссер, актер. В 1893 начал антрепренерскую деятельность (Харьков, Ярославль, Вильно, Нижний Новгород, Рига); в 1909–1917 гг. – в Москве.

«В 1909 году открылся в Москве еще один частный театр – Незлобинский.

…Москва нуждалась в театре, подобном незлобинскому. Часть зрителей явно переросла театр Корша, он стал для нее недостаточно „культурным“, но до Художественного – не доросла. Для этой публики, очутившейся „между театрами“, и должен был появиться какой-то новый театр. Таким театром и стал незлобинский, более современный и „модерн“, нежели коршевский. Перед тем как раздвигался высокий лиловый занавес, раздавались три удара гонга. В зрительный зал не пускали после начала действия, как в МХТ. Зал сверкал ослепительной белизной.

Незлобин явно рассчитывал отнять часть зрителей и у театра Корша, и у Художественного. Если в театре Корша неизменно побеждала тенденция подчинения мещанскому зрителю, то на всей судьбе незлобинского театра отразилась борьба между ощущением необходимости серьезных художественных исканий и покорной ориентацией на зрителя, чуть переросшего театр Корша. Незлобин был режиссером уверенным, и его спектакли бывали сделанными технически очень ловко…Незлобин ставил современные русские и переводные сенсационные пьесы и мелодрамы…Под его нажимом и в интересах кассы постепенно исчезала классика из репертуара, все меньше денег тратилось на оформление, ординарнее и скучнее делался сам театр, скупее он становился и в отношении привлечения актеров. Современная драматургия заполонила сцену. В отличие от просто развлекательных комедий, которые ставил Корш, Незлобин выбирал пьесы одной и той же темы – о современной „роковой“ женщине, о ревности и измене – несомненная доля нарочитого эротизма и дешевой инфернальности лежала на них…» ( П. Марков. Книга воспоминаний ).

«Нужно сознаться, Незлобин умел ладить с актерами, и не только потому, что располагал крупными деньгами, позволявшими ему аккуратно расплачиваться с каждым, кто служил у него.