Яльмар Шахт - Главный финансист Третьего рейха. Признания старого лиса. 1923-1948

Общее религиозное исповедание важно для любого сообщества. Одно из наиболее коварных и вредных утверждений состоит в том, что религия — частное дело. Религия не может быть частным делом. Воплощенная в церкви, она образует фундамент каждого государства и каждой нации.

Для европейских наций с благополучием государства связаны христианское учение, личность Христа, проповедь христианской любви к ближнему. Любовь к ближнему распространяется также на приверженцев других религиозных вероучений — магометан, иудеев, буддистов, конфуцианцев, язычников. Государство гарантирует им полную терпимость и защиту. Но оно не может разрешить им занять такие позиции, с которых они будут оказывать влияние, позволяющее направлять духовную жизнь и мораль общества по направлениям, отличным от христианского. Религия — не частное дело: это краеугольный камень государства.

Осознание этого привело меня к добровольному участию в свадебной церемонии в церкви через несколько лет после нашего гражданского брака, и я никогда не сомневался в правильности этого решения.

У меня была масса возможностей продемонстрировать это убеждение при гитлеровском режиме. Нападки партии на церковь ясно показали мне опасность озверения, которое могло бы произойти, если бы эти происки увенчались успехом. Я не раз имел возможность обсуждать эти вопросы с Гитлером и мог напомнить следующие его заявления: «Я всегда говорил Розенбергу, что нельзя нападать на женщин и священников…»

В другой раз Гитлер вспомнил, когда говорил Розенбергу: «Не вмешивайся в эти вопросы, Розенберг. Ты не пророк и не основатель религии».

Сомневаюсь, чтобы Гитлер питал какие-нибудь искренние религиозные чувства, несмотря на его частые взывания к Провидению. Вероятно, он рассматривал эти вопросы исключительно с точки зрения борьбы за власть. Вот почему он позволял своим последователям нападать на церковь — он не хотел их терять.

За несколько недель до Рождества 1938 года меня пригласили на чай в семью, которая оказывала большую помощь Гитлеру в те дни, когда он еще боролся за власть. Согласно принятому в доме обычаю я должен бы написать что-нибудь в книгу посетителей. Я написал: «Всякая сила ничего не стоит, кроме моральной силы».

Через несколько недель Гитлер посетил хозяйку этого дома и записал в книге посетителей, что это было самое прекрасное Рождество в его жизни. Это было после аншлюса Австрии и Судетской области. Затем он пролистал несколько страниц назад, увидел мою запись, немного промедлил, захлопнул ее и (как рассказывала мне впоследствии хозяйка дома) сердито бросил ее на стол.

Партийным бонзам, разумеется, не нравилось, что я открыто демонстрировал свою принадлежность к церкви и часто ездил в церковь Дахлема в правительственной машине, чтобы присутствовать на службе пастора Нимеллера. Хотя церковь находилась всего в пяти минутах ходьбы, мне доставляло большое удовлетворение видеть, как машина с правительственным флагом останавливается более чем на час на парковке перед церковью.

В декабре 1936 года Национальный комитет по церквям прислал мне вопросник, касающийся моего отношения к церкви, и переслал мой ответ в форме памфлета конфессиональной церкви в целях церковных выборов. Мой ответ был сформулирован таким образом: «Считаю пропаганду, ведущуюся определенными кругами против конфессиональных церквей, одним из факторов, наиболее вредящих национальному единству Германии и ее деятельности в остальном мире. Ведь мы были и остаемся зависимыми от остального мира в нашем экономическом, интеллектуальном и духовном существовании».

Через некоторое время я получил официальную телеграмму от Керля, одного из партийных министров и гуманиста с твердым характером. Керль был министром по делам церкви, а также министром планирования экологии, по причине чего его называли министром пространств и вечности. В его официальной телеграмме говорилось:

«Посылаю вам в конверте памфлет конфессионального фронта с вашим заявлением. Из памфлета вы можете убедиться, как заявления ведущих деятелей правительства используются оппонентами правительства в пропагандистских целях в церковном конфликте. Опыт показывает, что таким образом затрудняется не только политика государства в сфере церковных отношений, но также воодушевляются и поощряются в своем упрямстве враги государства.

Я неоднократно замечал из других источников информации, что вы оказываете значительное влияние на устремления церковных групп. Поэтому буду вам очень обязан, если в будущем вы будете сдержаны в вопросах, касающихся церковной политики».

Я прекрасно понимал, что Керль, добрый и гуманный человек, написал это письмо при подстрекательстве определенных партийных кругов. Телеграмма, однако, предоставила мне благоприятный шанс уточнить свою точку зрения. Это следует из моего ответа:

«Цитата из памфлета, направленного мне, взята из телеграммы, которую я по просьбе адресата послал 5 декабря 1936 года Национальному комитету по церквям как официальному представителю евангелической церкви.

Если мне будет предоставлена возможность изложить свои взгляды по вопросам церкви в германском правительстве, то я особо подчеркну катастрофический эффект, который может произвести политика определенных партийных групп в этой связи».

Несмотря на мое положительное отношение к церкви, я никогда не был заинтересован в поощрении церковных разногласий. Я убежденный протестант, но всегда смотрел на общее исповедание двух конфессий в отношении христианской доктрины спасения как на существенное условие и всегда поддерживал любую попытку сближения между двумя церквами. Когда мы, бывало, обсуждали вопрос о единой церкви (Una Sancta) в лагере для интернированных Людвигсбурга, я всегда занимал активную конструктивную позицию. И в течение четырех лет пребывания политическим узником я всегда сознавал превосходство пасторской работы над проповедью. Меня всегда радовало то, что знавшие меня прелаты католической церкви никогда не отказывали мне в выражении сочувствия в худшие периоды суровых испытаний.

Когда замечательный человек, епископ фон Гален из Мюнстера, произносил проповеди против национал-социализма, получившие сразу широкую известность, я не замедлил открыто выразить ему свою поддержку. Когда его святейшество папа Пий XII послал мне приветствие с одним из своих епископов, я воспользовался случаем, чтобы совершить в декабре 1952 года поездку в Рим и попросить аудиенции его святейшества, которая была немедленно предоставлена. Я испытал большую радость от новой встречи с ним в приватной обстановке, в ходе которой просто выразил свое уважение и почтение этому церковному иерарху, не затрагивая ни одного жгучего вопроса современности. Это была просто встреча двух людей, оставившая во мне чувство глубокой благодарности и восхищения.