Семен Синельников - Киров

Он сумел объединить оба городских Совета, рабочий и солдатский. В новом Совдепе большевики сразу же потребовали введения восьмичасового трудового дня — царя сбросили, а пользы рабочему человеку пока никакой. Меньшевики и эсеры провалили требование большевиков. Поражение не обескуражило Кирова — пусть все видят, о ком пекутся соглашатели, а своего мы добьемся.

Киров был неузнаваем. Все, что было сковано в нем конспирацией, жандармской слежкой, преследованиями, раскрепощалось, расцветало. Даже близкие друзья не подозревали, что он блестящий оратор, подлинный трибун. Его голос, звонкий и сильный, поражал красотой, богатством интонаций. Начиная обычно речь спокойно, Сергей Миронович потом говорил, волнуясь, и волновались все. Когда он гневался, гневались все. Когда он смеялся, смеялись все. Его речи были неотразимы. Где бы он ни выступал: в железнодорожном ли депо, в каком-нибудь клубе или учебном заведении — везде было полно. Раз услышав его, люди, далекие от политики, и то допытывались, где еще будет выступать Киров.

Он был неутомим. В один и тот же день его видели и на Алагирском заводе, и в Ольгинской гимназии, и в Апшеронских казармах, и на площадях, на грузовике, превращенном В трибуну. Благодаря изобретательности и опыту Киров владел множеством агитационных приемов, сокрушительных для его противников. Он любил, например, приходить на собрания буржуазных партий. Полякова рассказывала, как позвал ее однажды Сергей Миронович на эсеровский митинг. У входа барышня продавала эсеровские листовки. Киров дал Поляковой пачку своих листовок. Полякова развернула их веером:

— У нас бесплатные!

Эсеровская барышня зашипела, но все потянулись за даровщинкой.

Оратор что-то говорил, а его заглушали возгласы:

— Дай бесплатную!

Увидев Кирова, эсеры обиделись. Разыгралась такая сценка.

Эсеры . Вы зачем пришли?

Киров . Разве митинг ваш секретный?

Солдат (узнав Кирова). Вот бы послушать кого, ребята!

Эсеры . Тише, тише!

Солдат . Давай, Киров, на трибуну!

Эсеры . Тише, тише!

Солдаты (Кирову). Лезь, парень, чего стесняешься!

Эсеры (Кирову, уже злобно). Зачем сюда пришел?

Киров . Резолюцию предложить. У вас много слов, а толку мало. У меня короче, лучше и бесплатно!

Киров продвигался к трибуне. Резолюция у него действительно была наготове.

Весной начало прибывать на Терек партийное пополнение — из эмиграции и ссылки, с каторги, из армии, из Москвы, Петербурга и Закавказья. Приехал Ной Буачидзе. Приехали замечательные большевики Мамия Дмитриевич Орахелашвили и его жена Мария Платоновна. С фронта возвратился Саханджери Гидзоевич Мамсуров, один из первых осетинских большевиков. К ним присоединились московские студенты, светлые головы, Георгий Александрович Цаголов и Георгий Николаевич Ильин. Сплоченные и энергичные, большевики завоевывали предприятие за предприятием.

Прозревали постепенно трудящиеся и в горских селениях, аулах.

В Осетии возникла мужественная партия керменистов, шедших с большевиками. Название партии дало имя легендарного народного героя Кермена. Ее основателями были Гибизов, Кесаев, Гостиев, Созаев. Чтобы укрепить партию «Кермен», в нее по совету Кирова вступил молодой коммунист Георгий Цаголов. Сергей Миронович верил, что благодаря Цаголову «Кермен» скорее политически созреет и вольется в коммунистическую партию. Это сбылось.

Старшим по возрасту был Николай Урусбиевич Кесаев, успевший до революции окончить Петербургский университет и продолжить образование в Германии, Франции и Италии. Дебола Даппоевич Гибизов учился в Московском университете, Андрей Батмурзович Гостиев — в Киевском коммерческом институте, Тарас Васильевич Созаев — в университете Шанявского. Из всех них в гражданскую войну выжил только Созаев.

Киров руководил обороной осажденной Астрахани, когда ему в конце июня 1919 года рассказали кое-какие подробности гибели керменистских вожаков. Как ни был занят Сергей Миронович, он тотчас же, ночью, принялся за статью «Памяти дорогих товарищей керменистов»:

«Много энергии и сил приложили Кесаев и Гибизов, чтобы партия сделалась достойной выразительницей чаяний осетинской и всей горской бедноты…

Те, кто чувствовал опасность для себя в этом новом движении — истинно-народном, пролетарском, — начали борьбу против «Кермен» с самого появления партии на политической арене…

Но ничто не могло поколебать убежденную самоотверженность первых вождей керменистов — Кесаева и Гибизова.

Гибизов на собраниях и съездах появлялся редко; он был мозгом партии, он работал внутри нее, направлял ее тактику и определял задачи, когда он еще был один, когда не были еще в партии Андрей Гостиев и Георгий Цаголов.

Товарищ Кесаев — активный работник во всех советах и на съездах…

Вечно жизнерадостный, он не унывал. Он только смеялся над тупостью тогдашних вершителей судеб Осетии».

Сергей Миронович добавил несколько черточек к портрету Гибизова:

«Вдохновенный и влюбленный в свою идею, он был центром партии, идейным вождем ее. Для керменистов его мнение всегда было решающим. Его любили как вождя и как друга и товарища самого безупречного поведения и глубокой искренности. Он был самый устойчивый, прямолинейный и неутомимый культурный работник.

В родном селе Христиановском к нему относились почти с благоговением. Старики приходили к нему, молодому человеку двадцати шести лет, и просили совета».

Сергей Миронович продолжал:

«Таков был и Андрей Гостнев… Больной туберкулезом, он задыхался скорее от того, что не мог деятельно все отдать на служение народу, чем от своей болезни…

Одной ногой он был в могиле, но все-таки рвался к борьбе, жил этой борьбой, борьбой за обездоленных, за бедноту. И не отдал жизнь черной чахотке. Нет! Он отдал жизнь за эту бедноту, он умер за идею…

Георгий Цаголов погиб в родном селе, окруженный черной стаей в дни разгрома Христиановского. Пламенный оратор, неутомимый проповедник социализма и коммунизма, молодой студент Московского университета (ему было двадцать три года) принес себя в жертву за социальное равенство, за право бедноты, за ее диктатуру.

Вместе с Гибизовым он переносил всю тяжесть работы в партии по идейному и организационному руководству. Он вдохновлял партию духом решимости. Если Гибизов был прямолинейный человек и голова партии, если Гостиев был ее душой, гибким политиком, всегда дававшим партии верный диагноз политического момента и верную тактику, то Цаголов был деятельным агентом партии, вдохновлял товарищей на героический подвиг и на неутомимую деятельность.

Эти три товарища унесли как будто всю партию. Это мозг, душа и руки партии. Но они ее не унесли… Они оставили еще живым товарищам свой пример, свою неутомимую работу. Они оставили себя в партии, она дышит их духом, она создана ими и будет идти по намеченному ими пути…