Ольга Клюкина - Святые в истории. Жития святых в новом формате. XVI-XIX века

«Однажды я услышал слово, сказанное Господом нашим Иисусом Христом о том, что христианин – будь то мужчина или женщина – должен заботиться не только о своем спасении, но равным образом должен печься и о том, чтобы не впали в грех его братья. С тех пор как я услышал его, оно долго точило мое сердце, как червь точит дерево, и я размышлял, не зная, что предпринять», – будет вспоминать Косма Этолийский о времени выбора жизненного пути.

Слова из посланий апостола Павла – Никто не ищи своего, но каждый пользы другого (1 Кор. 10: 24) – звучали для него как обращенный лично к нему настойчивый призыв.

«Принимая во внимание мою безграмотность, я посоветовался с духовными наставниками, архиереями, патриархами и открыл им свою мысль, что, если дело проповеди угодно Богу, не стоит ли мне за него взяться, и все они единогласно стали меня к нему побуждать, говоря, что это дело благое и святое» («Слова Космы Этолийского. Слово первое»).

Получив одобрение афонских старцев, Косма отправился в Константинополь, где в то время жил и обучался ораторскому искусству его старший брат Хрисанф. Наверняка они горячо обсуждали необходимость проповеди для простого народа, для таких малограмотных, но благочестивых людей, православных греков, как их родители и деревенские соседи.

Эту мысль Косма не раз будет повторять и публично: «Какую великую нужду в Божьем слове имеют братья мои, христиане! Поэтому ученые люди должны стремиться не в господские дома, не ко двору вельмож и не ради богатства и земной славы расточать свою ученость, но, чтобы приобрести небесную награду и неувядающую славу, более всего должны стремиться учить простой народ, живущий в великом невежестве и грубости…» («Слово первое»).

В Константинополе Косма сумел встретиться с константинопольским Патриархом Серафимом II, который дал ему благословение и разрешение заниматься миссионерской деятельностью в деревнях Фракии.

Шел 1760 год, когда иеромонах Косма в возрасте примерно сорока шести лет отправился к людям на проповедь.

Вероятно, первое время греческие крестьяне не принимали его всерьез, а если и приходили послушать, то скорее из любопытства.

Но Косма не унывал – он вообще умел над собой подтрунивать: «Знаю, что и надо мною смеются, говоря: „Теперь пришел ты, противный монах, чтобы нести здесь отсебятину“. Слова, которые я говорю вам, не мои, а Духа Святого. Мои – только мои грехи. Кто хочет, пусть верит, каждый наделен свободной волей и может поступать, как пожелает. Я лишь исполняю свой долг, свою работу» («Слово пятое»).

Странствующий по деревням миссионер везде говорил об одном и том же – о любви к Богу и ближнему – и так, что его понимал любой безграмотный пастух.

«– Есть ли среди вас тот, кто имеет любовь к своим братьям? Пусть он поднимется и скажет мне об этом. Я благословлю его и велю всем христианам простить его, и он получит такое прощение, которое не смог бы купить и за тысячу мешков с деньгами.

– Я люблю Бога и моих братьев, учитель.

– Хорошо, дитя мое, вот тебе мое благословение. Как твое имя?

– Костас.

– Каким ремеслом ты занимаешься?

– Я пасу овец.

– Ты взвешиваешь сыр, который продаешь?

– Взвешиваю.

– Ты, дитя мое, научился взвешивать сыр, а я научился взвешивать любовь. Стыдятся ли весы своего хозяина?

– Нет.

– Как мне понять, дитя мое, любишь ли ты своих братьев? Я взвешу твою любовь и, если она правильная, благословлю тебя и попрошу всех христиан простить тебя. Отныне, куда бы я ни пошел проповедовать, я везде буду говорить, что люблю господина Костаса больше жизни. <���…> А теперь скажи: любишь ли ты того нищего ребенка?

– Люблю.

– Если бы ты действительно любил его, ты бы купил ему рубашечку (ведь он раздет), и он

молился бы о твоей душе. Вот когда любовь твоя была бы настоящей, а сейчас она недостаточная. Разве не так, христиане?» («Слово первое»).

Поначалу многим было даже удивительно, что этот странствующий по греческим деревням проповедник никого не обличал и отказывался брать деньги за проповеди, молебны или поминальные службы. А если кто-то из зажиточных крестьян все-таки настаивал на плате, тому он советовал лучше купить на эти деньги для односельчан нательные кресты и четки, а для бедных женщин – платки, чтобы они не ходили с непокрытой головой.

Себе же Косма никогда ничего не брал, говоря: «И как же вы хотите меня наградить? Деньгами? А что я с ними буду делать? По милости Божьей, у меня нет ни кошелька, ни сундука, ни дома, ни другой рясы, кроме той, которая на мне… А если все же хотите дать мне денег, вам придется дать мне и мешок для них, и человека, чтобы его носил, потому-то я ленив и не могу их волочить. Если хотите дать мне денег, не лучше ли вам дать мне камней и черепицы. Если бы я странствовал ради денег, я был бы сумасшедшим и безрассудным. Они мне не нужны, дети мои. Но что же тогда является моим вознаграждением? Чтобы вы собирались по пять-десять человек и беседовали об этих священных истинах, о которых я вам рассказал, запечатлевали их в ваших сердцах, чтобы они вели вас в жизнь вечную.»

Выпускник Афониады, он, конечно, обладал обширными научными познаниями и хорошо владел литературным греческим языком («Я, христиане, посвятил учебе сорок-пятьдесят лет… глубины мудрости изучил»), но предпочитал нарочно притворяться немного неучем.

Он вворачивал в свои речи просторечные словечки или грубоватые обращения из крестьянского быта – лишь бы быть понятным слушателям.

«– Благородные братья, вы хотите быть людьми или ослами?

– Людьми, – раздавалось в толпе.

– Тогда сделайте тело рабом, а душу его госпожой, и будете называться людьми».

Его учитель грамматики в Афониаде, знаменитый филолог Панайотис Паламас, ратовавший за соблюдение норм греческого языка, наверное, был бы шокирован, услышав проповеди Космы. Зато греческие крестьяне с удовольствием слушали в его изложении все христианское вероучение от Сотворения мира до Воскресения Христа, иногда по два-три вечера подряд.

Но теории Косме было мало, он в любой момент мог остановиться и обратиться к кому-нибудь с вопросом: любит ли он смирение?

А выслушав ответ, сказать: «Ты, говорящий, что любишь смирение, разденься и обойди всех людей вокруг. Не хочешь? Сделай другое – срежь половину своих усов и выходи так на рынок. И это не хочешь сделать? Стесняешься? Я говорю это не только тебе, но и всем, чтобы слышали. Не говори, что ты смирен, внутри тебя сидит свинья гордости. Видишь меня с этой бородой? И она вся наполнена гордостью».

Встреча с Космой зачастую кардинальным образом меняла жизнь людей.

Рассказывают о легендарном разбойнике Тоцкасе из селения Загори, который после проповеди Космы не только оставил свое ремесло, но на собственные средства купил сорок больших медных крещальных купелей для греческих храмов, а потом выстроил церковь Святой Параскевы в селении Аплохори, и потом еще и мельницу, благодаря которой содержались храм и школа в деревне Дервизана.