Альфред Штекли - Джордано Бруно

Как оправдаться? В понедельник Мочениго принялся писать второй донос. Он неуклюже пытается выгородить себя, сочиняет благочестивую речь, которой будто бы увещевал Бруно отказаться от преступных взглядов. Уверяет, что обещал ему в этом помощь. Бурный разговор, происшедший между ними в каморке, где был заперт Джордано, излагает так, чтобы показать собственную непреклонность. Ноланец, оказывается, соглашался на все, чтобы получить свободу, предлагал возвратить деньги и вещи, обещал никуда не уезжать, клялся одному ему раскрыть секреты своих напечатанных и задуманных произведений, просил лишь вернуть книжицу заклинаний. Был уступчив до предела, соглашался стать рабом Мочениго и обучить своего покровителя без вознаграждения всему, что знает сам. Но он, Джованни, был стоек, отверг соблазнительные посулы и предпочел выдать злодея.

Конечно, он виноват, что представил донос с запозданием, и молит о прощении. Пусть учтут его благие намерения и трудности, с которыми он столкнулся. Все сразу разоблачить он не мог. Преступность Бруно он распознал лишь после того, как тот поселился в его доме, месяца два назад. Он всегда хотел выдать еретика Святой службе и выражает величайшую признательность его преподобию за проявленную заботу.

Инквизитор прочел новый донос, осмотрел доставленные вещи, деньги, книги, полистал рукописи, в том числе и «книжицу заклинаний» под заглавием «О печатях Гермеса». Приступил, как требовал обычай, к допросу доносителя. Расспросил о происхождении, возрасте, роде занятий. Велел присягнуть, что изложенное им сущая правда. Мочениго, возложив руку на евангелие, поклялся. Он подтверждает содержащееся как в первом, поданном в субботу доносе, так и в написанном сегодня. Клятвенно обещает не разглашать происшедшего в Святой службе и дает в этом подписку.

Когда все формальности соблюдены, верховный инквизитор Венеции опять строго наказывает синьору Джованни хорошенько подумать. Неужели так трудно вспомнить и другие, наверняка многочисленные высказывания Ноланца, противные католической вере?

На следующий день, во вторник, 26 мая 1592 года, фра Джованни Габриэле ознакомил членов венецианского трибунала Святой службы с поступившими доносами. Капитан Маттео д’Аванцо доложил, что, исполняя приказ, арестовал Бруно и водворил его в тюрьму инквизиции.

Делу по обвинению Джордано Бруно был дан ход. Прежде всего вызвали издателя и книготорговца Джамбаттисту Чотто. На него как на возможного свидетеля указал Мочениго. Чотто сказал, что впервые встретил Ноланца во Франкфурте, почти два года назад, когда приехал на осеннюю ярмарку. Он обыкновенно останавливается в кармелитском монастыре. Здесь находился и Бруно. По соседству с ним Чотто прожил недели две. Они несколько раз беседовали. Бруно — философ, очень образованный и знающий. В Венеции они тоже виделись. Бруно неоднократно приходил к нему в лавку, просматривал и покупал книги.

— А как вышеназванный Бруно очутился в Венеции?

Насколько ему известно, ответил Чотто, Джордано приехал по приглашению Джованни Мочениго, венецианского дворянина. Однажды Мочениго, купив книгу «О трояком наименьшем и мере», очень заинтересовался ее автором, стал расспрашивать, не знаком ли он с Бруно и не знает ли, где тот находится. Чотто сказал, что встречался с Ноланцем во Франкфурте. Там, очевидно, живет он и поныне. Мочениго признался, что намерен позвать его в Венецию и учиться у него. Чему? Желание Мочениго Чотто передал в весьма осторожных словах: тот хотел учиться у Ноланца «секретам памяти и другим, которыми, как видно из его книги, он владеет». Но Мочениго сомневался, ответит ли Бруно согласием. Если его как следует пригласить, посоветовал Чотто, то он, возможно, не откажется. Несколько дней спустя в лавку пришел Мочениго и принес письмо с просьбой переправить его Бруно. Это и было сделано. Ноланец приехал в Венецию семь или восемь месяцев тому назад. Некоторое время он снимал здесь комнату, потом уехал в Падую, где пробыл месяца три, однако часто приезжал в Венецию. Последнее время он живет в доме синьора Мочениго. Там, вероятно, находится и сейчас.

— Чем он занимался в Падуе и что делал в доме Мочениго?

Ничего, кроме того, что он слышал от самого Ноланца, Джамбаттиста сказать не может. Бруно что-то писал по поручению вышеназванного Джованни, чтобы обучить его памяти и другим наукам. Вероятно, этим же он занимается в его доме.

На вопрос о других книгах Бруно Чотто отвечал, что видел еще «О героическом энтузиазме» и «О бесконечности, вселенной и мирах». На них указано, что они изданы в Венеции, а в действительности же их печатали в Англии. От франкфуртских студентов он слышал, что Бруно читал лекции по философии в Париже и различных городах Германии.

— Католик ли означенный Джордано и живет ли он по-христиански?

Чотто не оправдал надежд:

— Встречаясь с Джордано, как уже говорил, я никогда не слышал от него вещей, которые заставили бы меня усомниться в том, что он добрый католик.

Книготорговца поставили в известность, что ждет того, кто выгораживает злодеев, привлеченных к суду Святой службой. Есть лица, ссылающиеся на Чотто как на человека, который может подтвердить враждебное отношение Бруно к католической церкви. Пусть-ка он все выкладывает! На него решительно наседают.

Он повторяет, что никогда не слышал от Ноланца ничего противного вере. Добавить он может только следующее. Еще перед пасхой, когда он собирался во Франкфурт на ярмарку, к нему в лавку заявился синьор Джованни. Первым делом он справился, поедет ли Чотто в Германию. Получив утвердительный ответ, сказал, что имеет к нему просьбу. Известный ему Джордано, для которого он не жалел ни денег, ни одежды, взялся обучать его многим вещам. Однако он, Мочениго, не в силах заставить его держаться уговора и сомневается, порядочный ли он человек. Поэтому он просит оказать ему услугу и поподробней разузнать во Франкфурте, что представляет собой Бруно. Из тех ли он, кому можно доверять, и исполняет ли он обещания.

Джамбаттиста уважил просьбу. Во Франкфурте он разговаривал со многими студентами, которые общались с Бруно. Они отзывались о Ноланце с похвалой, утверждали, что он обучал «искусству памяти» и другим подобным тайнам. Однако нашлись и такие, кто остался не удовлетворен его занятиями. Узнав, что Бруно в Венеции, они не скрывали удивления. Как он, мол, может там находиться, если даже здесь, в Германии, его считали человеком, который не держится никакой религии! Вернувшись с ярмарки, Чотто рассказал об услышанном синьору Джованни. «Я опасаюсь того же, — сказал Мочениго. — Но я погляжу, что еще можно извлечь из его обещаний, дабы не потерять всего потраченного на него. А потом я выдам его Святой службе!»