Александр Мартынов - «Охранка». Воспоминания руководителей охранных отделений. Том 1

Пока Феня вела такую оживлённую беседу и убирала комнату, Кашин обратил внимание, что в сору, который выметала горничная, находилось несколько мелких кусков разорванной бумаги. Разговоры Фени и вся обстановка поспешного отъезда Ковальского вызвали у Кашина подозрение и желание исследовать подробно нанятую им комнату. Он попросил горничную приостановить уборку и продолжить её после его ухода. Феня повиновалась и вышла из номера. Тогда Кашин повесил на ручку двери полотенце, чтобы прикрыть им от любопытного взора замочную скважину, и стал собирать клочки бумаги, а также осмотрел все ящики письменного стола и комода. При этом он обнаружил на промокательной бумаге бювара, отражением в зеркале, неясные следы оттисков какого-то текста: «Б…ры», далее «0…с. у» и наконец «27… Б.-жа».

С найденным материалом Кашин отправился к местному жандармскому офицеру, причём по внимательном исследовании пришли к выводу, что следы на промокательной бумаге означают: «Бендеры» и «Одесса».

Вместе с тем была выяснена и причина внезапного выезда Ковальского. Дело в том, что жандармский унтер-офицер в этот день, 13 октября, был в конторе гостиницы и, между прочим, заинтересовался личностью Ковальского.

Очевидно, последний, осведомившись от словоохотливой Фени о сём, неприятном для него, визите, поспешил покинуть Измаил. Склеенные клочки бумаги, взятые из сора, представляли собою рукопись, по-видимому, черновую, воспроизведённую шифром — дробями, который в Измаиле дешифровать не удалось. Ввиду описанных результатов Зайцев выехал в Одессу, а Кашин направился в Бендеры. В Одессе я сделал предположение, что третий оттиск означает: «27 октября, гостиница «Биржа»», так как эта гостиница давно уже была на примете как место, где иногда находили приют подозрительные лица.

В Бендерах справки в гостиницах ничего не выяснили, но при расследовании на вокзале было установлено, что накануне неизвестный господин, по приметам вполне схожий с Ковальским, оставил на хранение чемодан. При секретном осмотре находившихся в чемодане вещей обнаружено было: бельё без меток, русского изделия, фуражка с клеймом ясского мастера и календарь, на 15-й странице которого сбоку были сделаны карандашом точки, что явилось показателем на пользование этим календарём для шифрованной переписки, и действительно, именно по 15-й странице календаря и была зашифрована упомянутая склеенная из кусков рукопись, в коей оказались данные о производстве снарядов в Одессе. Таким образом, было установлено точно, что Ковальский немецкий шпион.

Для шифрованной переписки по книге необходимо иметь автору письма и адресату одно и то же издание. Обыкновенно берут распространённое сочинение, которое можно приобрести в каждом городе и даже железнодорожной станции. Одно время пользовались журналом «Для всех», а в упомянутом случае календарём. В шифре обозначается сначала страница, затем идут дроби, в которых числитель указывает строчку и знаменатель букву. Так: 75, 3/5, 9/7 и т. д будет обозначать. 75-я страница, 3-я строчка, 5-я буква, 9-я строчка, 7-я буква и т. д.

Само собою разумеется, что за приходом получателя чемодана зорко следили. Через день на вокзал явился подросток — мальчик и, по предъявлении квитанции, получил сданный багаж. Филеры проследили мальчика, который доставил чемодан в квартиру, известную как притон подозрительных постояльцев.

Однако Ковальского там не оказалось, но неотступное наблюдение вскоре отметило, что тот же чемодан вынесла из указанной квартиры женщина, державшая себя очень беспокойно, очевидно опасаясь за собою слежки, и уехала с ним в Одессу, где остановилась у названной выше Фишман, на Коблевской улице.

Впоследствии оказалось, что эта женщина именно та, о которой Феня говорила Кашину как о посетительнице Ковальского в гостинице в г. Измаиле.

Круг наблюдаемых всё разрастался, и вскоре в него попал и Ковальский, которого филеры удачно обнаружили 27 октября при выходе его из гостиницы «Биржа».

Тогда все заподозренные, в числе 17 человек, были подвергнуты обыскам и арестам, причём найденными у них письменными документами они были вполне изобличены в шпионской работе в пользу немцев.

Интересно то, что почти у всех задержанных оказались календари того же издания, какое было отобрано у Ковальского.

Таким образом, небрежно просушенное на промокательной бумаге письмо провалило целую организацию, члены которой были преданы военному суду.

Образовавшийся в февральские дни 1917 года Временный комитет членов Государственной думы [223]потребовал регистрации всех находившихся в столице офицеров для использования их специальных знаний.

Мне, старому жандармскому офицеру, монархисту по убеждениям, совершенно была неприемлема перспектива работать по специальности — производить обыски, аресты и опросы вчера ещё своих единомышленников. Вследствие этого я подал в названный комитет письменное заявление, в котором указал на своё служебное положение и отметил, что, как верноподданный своего Государя, от какой бы то ни было службы новой власти я отказываюсь. На таком моём заявлении «комиссар над Петроградским градоначальником» доктор Юрьевич положил резолюцию: «В Петропавловку».

К вечеру того же дня у подъезда моей квартиры послышались звуки рожка и шум остановившегося грузовика, а через несколько минут в комнаты ворвалось человек около двадцати вооружённых солдат под начальством молодого офицера. Кстати сказать, последний, как оказалось, бывший студент, держал себя весьма корректно, и в его выразительных глазах я прочёл скорбное сочувствие, быть может в предвидении моей грядущей судьбы.

Этот офицер по телефону из моей квартиры доложил доктору Юрьевичу о моём аресте и получил приказание — доставить меня на допрос в следственную комиссию, заседавшую в здании Государственной думы.

Взобравшись на платформу грузовика, я увидел себя со всех сторон окружённым солдатами с ружьями наперевес. При тряске тяжёлого автомобиля по снежным ухабам штыки направленных на меня солдатских винтовок касались моего пальто. Было очень приятно!

По дороге из полумрака слабо освещённых улиц иногда раздавались крики: «Товарищи, куда едете, кого везёте?» После ответов конвоиров о моей личности следовали нелестные и мало внушавшие доверия комментарии.

Наконец приехали в Таврический дворец. Меня повели по длинным коридорам и обширным залам для «регистрации» и получения какого-то ордера.

Я нёс в руках взятые с собою два небольших чемоданчика, но их неожиданно вырвал у меня встречный солдат со словами: «Дай, я их снесу!»

На большой площадке перед дверью одного из кабинетов мне сказали остановиться. Здесь стоял большой письменный стол, покрытый зелёным сукном, ярко освещённый электрическими лампочками. Я сел в кресло и в ожидании дальнейшего стал просматривать начатую дома книгу. Через несколько минут явился неизвестный брюнет в сопровождении солдата и, поставив последнего в некотором от меня расстоянии, сказал ему: «Внимательно смотрите за арестантом!»