Александр Мартынов - «Охранка». Воспоминания руководителей охранных отделений. Том 1

Писаря управления, видимо несколько более, чем их начальник, ознакомленные с делом, разложили передо мной несколько папок. Я углубился в изучение их. В отдельных агентурных записках, в отрывочных и неполных данных по наружному наблюдению мелькали кое-где нити, которые при более внимательном отношении к делу могли бы связать разрозненные данные в определённое целое. Оказалось, что начальник управления содержит в местной тюрьме какого-то юнца, который известен управлению своей неблагонадёжностью. Арестован он был недавно и числился за губернским жандармским управлением. В деле имелся его первоначальный опрос, произведённый в порядке Положения о государственной охране, во время которого задержанный от всего отказывался: знать не знаю. Секретной агентуры у начальника управления в наличии не оказывалось. «Пошехонье», да и только!

Провозившись весь день над рассмотром дел в управлении и стараясь распутать цепь событий, я время от времени задавал вопросы равнодушным и сонным писарям и стремился заинтересовать делом адъютанта. Но писаря не обнаруживали никакого интереса к моим изысканиям, а адъютант просто ничего не знал и не понимал, что мне от него нужно.

Меня позвали на обед к полковнику Бураго. Очень гостеприимные хозяева, как сам добродушный полковник, так и его молодая и миленькая, тоже очень провинциальная супруга, накормили меня хорошим рыбным астраханским обедом, а я поднёс хозяйке заботливо на этот предмет привезённую коробку конфет. Бураго рассказал мне о своей прежней службе начальника жандармской команды — кажется, в Харькове, в должности, заведомо очень спокойной. Мы мирно проболтали часа два. Я объявил ему о своём намерении проехать попозже вечером в тюрьму и лично опросить задержанного им юнца.

Часов около десяти вечера я приехал в местную тюрьму и в предоставленной мне довольно поместительной камере, видимо предназначенной для свиданий с арестантами, устроился для допроса. Привели арестованного — не помню теперь его фамилии — лет девятнадцати, с маловыразительной физиономией. Я стал с ним беседовать, применяя приёмы, которыми я часто с успехом пользовался, будучи офицером резерва в Петербургском губернском жандармском управлении.

Пробыл я с мальцом часа два, пока он наконец не расплакался и не стал откровенно рассказывать о своём участии и в грабеже денег, и в покушении на начальника тюрьмы. Только под утро я покинул здание тюрьмы с подписанным им в присутствии свидетелей протоколом допроса, в котором содержались существенные данные о том, кто именно участвовал в той группе, которая производила грабежи, где они живут, где именно спрятаны ограбленные деньги и т. д.

Произведёнными по моим указаниям и распоряжениям обысками были найдены ограбленные деньги и засажены в тюрьму участники преступной шайки. Ликвидация эта была одной из удачнейших. Оставалось только произвести форменное дознание, что я предоставил делать начальнику управления.

Прощаясь с полковником Бураго, я попенял ему за то, что в его же управлении находились данные, которые не были разработаны, и что в его руках были нити, которые он почему-то не распутал. На это моё заявление хладнокровный полковник ответил: «А кто же бы этим делом занимался? Если бы я стал настаивать на такой работе, то они (по-видимому, писаря или вообще служащие управления) просто уничтожили бы эти данные; кому охота копаться в этом!» Я записал его ответ точно и в моём докладе в Департамент привёл этот изумительный в устах начальника губернского жандармского управления довод в пользу «ничегонеделания». На этот раз Бураго не оставили на службе. Его уволили в отставку.

Расскажу и о другой, не менее изумительной, инспекционной поездке — на этот раз в Тамбов. Происходило это, насколько я помню, в начале 1911 или в конце 1910 года.

От начальника Тамбовского губернского жандармского управления стали поступать «сенсационные» агентурные записки, основанием которых были сведения, исходившие от секретного сотрудника, бывшего семинариста, по отчётности числившегося в списке освещающих местную эсеровскую организацию. Этот сотрудник сообщал, что в самом непродолжительном времени в Тамбове состоится съезд представителей поволжских организаций этой партии, а когда я, получив эти сведения и понимая хорошо, что никакого съезда таких представителей быть в это время не может и что сотрудник явно лжёт, порекомендовал начальнику Тамбовского жандармского управления получше проэкзаменовать сотрудника, то неожиданно получил телеграмму, что сотрудник выехал в Саратов, будучи вызван «по партийным делам».

Установив нужный контакт и сообщив в Тамбов адрес одной из моих конспиративных квартир, куда должен был явиться для свидания со мной этот сотрудник, я предварительно вызвал к себе в кабинет одного из офицеров нашего управления, поручика Знаменского, проявлявшего интерес к розыску, и объявил ему, что он со мной пойдёт на конспиративную квартиру и будет свидетелем того, как я разоблачу этого фантазёра и добуду от него признание в выдуманном им самим съезде.

На другой день после нашего разговора с поручиком, около восьми часов вечера, я был вызван на конспиративную квартиру. За столом сидел, закутавшись в башлык, закрывавший ему половину лица, высокий молодой человек мрачного вида, державший правую руку засунутой за пазуху. Он недружелюбно с нами поздоровался, когда я объяснил ему, что я являюсь начальником местного розыска. Приезжий, всё так же мрачно насупившись и странно пощёлкивая чем-то металлическим за пазухой (будто взводя и опуская курок револьвера) и не вынимая своей правой руки, стал небрежно и неохотно, как бы выдавливая слова, рассказывать мне, что он является членом Тамбовского комитета Партии социалистов-революционеров. Такого комитета в то время, я точно знал, не существовало. По его словам, в Тамбове назначен съезд активных деятелей поволжских организаций партии и через несколько дней ожидается прибытие целого ряда видных партийных деятелей в Тамбов; он же сам был вызван в Саратов местным комитетом партии (которого, как я тоже знал, в то время уже не существовало) для предварительного обсуждения ряда вопросов, связанных с этим съездом. Я понял, что этот секретный сотрудник является немудрёного типа шарлатаном, старающимся запугать меня своим таинственным видом заговорщика, держащего «про запас» при себе за пазухой револьвер.

Я дал ему высказать целый короб новостей о Саратовском эсеровском комитете и о том, с кем из его членов он уже виделся, и терпеливо выслушал его требование снабдить его деньгами на текущие расходы. Затем я хладнокровно сказал ему, чтобы он перестал щёлкать крышкой часов и вынул бы руку из-за пазухи, а затем так же хладнокровно заявил ему, что он должен признаться в своём вранье, так как никаких эсеровских комитетов ни в Тамбове, ни в Саратове не существует, и что в случае его запирательства мне придётся поступить с ним совсем нелюбезно, чего бы мне не хотелось.