Александра Толстая - ДОЧЬ

«Yes! Как я рада, что нашла вас! Вот это мой второй сын Майк, помните, он тогда только родился, а это Эрнест, младший, его тогда еще на свете не было».

Сидя на террасе за чашкой чая, мы вспоминали прошлое, перебивая друг друга, захлебываясь от воспоминаний. А вспомнить было что.

Ярроу были миссионерами в Турецкой Армении, в городе Ване, на озере Ван. Я работала там сестрой…

В бывших трех зданиях школ 1500 курдов и турок умирали от всех видов тифа, дизентерии… Стоны, призывы о помощи, грязь, тут же на полу испражнялись, воды нет, ни холодной, ни горячей, умирающие женщины. Вши везде, даже у американцев. Первым заболел тифом доктор Юшер, потом Джейн. Муж ее, Сайм, умирал. Когда мы к нему пришли с русским военным доктором, у него уже был цианоз. Вливали соляной раствор, впрыскивали камфору, дигиталис… Спасли. Все американцы выжили, но заболели оба мои брата милосердия…

— You saved our lives [124] Вы спасли нам жизнь ( англ .). , — говорили Ярроу и Юшеры, и мы на всю жизнь сохранили дружбу.

И вот Джейн разыскала меня и теперь, как когда–то ее муж разыскал меня, когда я была в тюрьме в Москве, и принес мне богатую американскую передачу.

Джейн приехала с определенным предложением. Друг Ярроу и их ближайший сосед нашли маленькую ферму по соседству с ними в Коннектикуте. Ферма продавалась за тысячу долларов: маленький домик, два курятника, семь акров земли. Свой угол! Земля! Что могло быть привлекательнее!

Мы не долго думали. Поехали, посмотрели. Кругом штатный лес–парк, домик маленький, три комнаты, маленький огород, старый разрушенный хлев, несколько тонких кривых березок, не таких, как в России, но все же березы.

Наняли громадный грузовик, нагрузили его мебелью, клетками с курами, чемоданами, сами поехали поездом в Мериден, Конн., откуда нас подвезла Джейн Ярроу. В багажном вагоне ехала Веста со своим семейством, слепыми еще щенятами. Корову продали — Коннектикут не позволял привезти корову с «бруцелозисом». Это было для нас большим ударом. Эта корова была для нас как член нашей семьи. На ферме было два так называемых дома. Главный дом состоял из трех комнат: две спальни и гостиная. В гостиной поднимался люк, и по крутой приставной лестнице вы спускались в кухню.

— Владелец этого дома был моряком и построил его в виде парохода с трюмом, — сказал нам сосед, старик дядя Джо, который пришел с нами познакомиться, не один — за ним шли, как собачки, две козочки, которых Веста немедленно прогнала домой.

В этом «большом» доме поселилась Ольга. В маленьком, бывшем брудере [125] Англ. «brooder». Это не только печь для обогревания выведенных в инкубаторе птенцов домашних птиц, но и помещение, в которое ставятся брудеры. , поселилась я. Впоследствии казак настелил мне новые полы, покрасил, сделал перегородку, разделив домик на две крошечные комнаты — в одной была спальня, где помещалась одна кровать и шкаф для платья, в другой — письменный стол, кресло и шкаф для книг. Было тесно, но это был мой собственный угол.

Кругом нашей фермы — холмы, покрытые лесом, внизу, за полторы мили от нас, большая река Коннектикут, в лесах множество ягод, грибов. Устроили нам заем в банке, мы купили маленьких цыплят, и началась наша фермерская жизнь.

Когда я вспоминаю эти первые месяцы и годы своей жизни в Америке, я невольно думаю, какая я была наивная, надеясь, что могу кого–то убедить. Когда на своих лекциях я говорила, что в царские времена в России народу было гораздо легче жить, чем теперь, мои слова встречали недоверчивым молчанием: «Конечно, она монархистка, она не признает никаких социальных реформ», — наверное, думали они. Или: «Разве может графиня, бывшая помещица, думать иначе! Она, верно, мечтает получить свое имение и имущество обратно!» То, о чем я говорила, понимали по–настоящему лишь немногие.

Мы так созданы, что у каждого человека должна быть какая–то цель в жизни, и я вбила себе в голову, что цель моей жизни — передать западному миру все, что я знаю про Советы, предупредить его о грозящей ему смертельной опасности большевизма. Я знала многое, чего свободный мир не знал, надо было только уметь передать. И я проводила бессонные ночи, обдумывая лекции, статьи, письма к президенту. Я говорила в залах, аудиториях, на форумах, в дамских клубах, я заставляла людей смеяться, плакать, и, видя женщин, утирающих слезы, когда я рассказывала про жуткую жизнь в Советской России, нищету, тюрьмы, пытки, голод, я верила, что я достигаю своей цели.

— Но все же жизнь стала лучше для рабочего народа? — спрашивали меня после лекции.

— А разве вы не находите, что при Советах стало гораздо больше школ, университетов? Ведь при царе 90% было безграмотных.

— 45% безграмотных, — поправляю я. — Правда, что школ и университетов больше, но уровень образования ниже.

— А как надо выговаривать: Анна Каренина или Каренина? — вдруг огорошила меня неожиданным вопросом очень накрашенная и чудно причесанная дама.

Я отвечала, трясла тысячи дружественных рук, но иногда думала с отчаянием в душе: «Безнадежно… они не смогут понять…»

Меня один раз, в одну из моих лекционных поездок, пригласили на заседание, посвященное Лиге Наций. Просили сказать несколько слов.

— Когда моего отца пригласили на мирную конференцию в Стокгольм в 1909 году и он туда не поехал, то не жалел об этом, так как позднее узнал, что часть заседания была посвящена разоружению, но часть — вопросам о вооружении для защиты. Лига Наций не может способствовать миру. Все страны, начиная с Советской России, усиленно вооружаются. Настоящего, христианского отношения к войне, особенно при участии представителя Советского Союза, который не нападает на свободные страны только потому, что еще недостаточно силен, быть не может. В то, что Лига Наций может иметь серьезное влияние на ход мировых событий, я не верю.

Вежливое американское молчание было мне ответом, но моя карьера среди американских либеральных кругов раз и навсегда была загублена.

Разве эти люди, часто упиваясь своим красноречием во дворцах, залитых светом, люди свободные, не знавшие рабства, нищеты и голода, разве они сознавали, что сейчас, сегодня сотни тысяч крестьян пухнут и умирают от голода, искусственно созданного теми самыми лидерами, которые рассуждают с ними в Лиге Наций о мире? Разве они верили, что миллионы умирают сегодня на принудительных работах? Либералы западных стран верили еще в сохранение мира, в возможность добрых отношений с Советами, верили, что беднейшее население произвело революцию в Испании, они радовались отречению Альфонса XIII [126] ...радовались отречению Альфонса XIII... - Король Испании Альфонс ХШ после победы на муниципальных выборах республиканских партий в апреле 1931 г. отрекся от престола и бежал за границу. сочувствовали и материально помогали лоялистам, не подозревая дьявольской руки коммунистов, руководившей восстанием. Пусть грабят, разоряют католические храмы под руководством коммунистов, пусть режут буржуев, национализируют частное имущество — это не важно. Важно одно — лоялисты добились свободы, демократии.