Лина Войтоловская - Мемуары и рассказы

Внезапно Игоря словно передернуло, он даже застонал негромко: опять! Опять одолевают его все те же пакостные мысли, все та же неуемная, тайная злоба. Ведь он уехал, убежал, как только понял, что неудержимо прорастает в нем этот вот злобный, подозрительный, скрытный человек, как только почувствовал, что становится отвратителен самому себе. Зачем же сейчас, в такую минуту, он снова вызывает в себе все ту же муть и грязь?!

– Уснуть! Уснуть! И спать до самой Москвы.

Наконец он действительно заснул…

Был поздний вечер, когда он добрался до дома.

Он не стал вызывать лифт, а медленно побрел по лестнице, бессознательно оттягивая момент окончательного, последнего знания. Автоматически пошарил по карманам, ища ключ, потом тихо позвонил. Мать отворила тотчас же, будто прислушивалась к его шагам.

– Отец? – почему-то шепотом спросил Игорь.

– Тише. Спит. Устал очень. Ты опоздал, Игорь, сегодня мы похоронили бабу Аню.

– Мама! – вскрикнул Игорь и, обняв мать, прижался лицом к ее плечу. – Мама! Мама!

Задыхаясь, он все повторял и повторял это слово. И было в его тихом крике и горе, и облегчение, да, облегчение: отец, жив отец! С ним ничего не случилось…

– Тише, тише, Игорек, разбудишь.

Мать похлопала его по вздрагивающей спине и повела в кухню.

На пороге столовой появился отец. На нем был длинный, мохнатый, яркий халат, из-под которого нелепо торчали одетые в белые кальсоны худые ноги.

– Я не сплю. Это ты? Да, горе у нас, такое горе. Жаль, что ты опоздал.

И снова чем-то театральным повеяло на Игоря от этих слов, от скорбного выражения осунувшегося, немолодого лица.

– Голоден? – спросила мать.

– Да.

– И грязен. Страшно грязен. Иди раньше помойся. Напустить ванну?

– Да.

Он долго мылся, потом без особого аппетита поел в кухне, ненужно растягивая эту несложную процедуру – хотелось побыть одному, подумать о бабе Ане, о том, что он никогда больше не увидит ее, не помолчит с нею рядом.

Но когда захотел пройти в свою комнату, чтобы немного поспать перед отлетом, отец остановил его.

– Погоди, Игорь, нам бы надо все-таки с тобою поговорить по душам.

– Мне кажется, сейчас не время. К тому же у меня осталось часа три, не больше. На рассвете я улетаю.

– Тем более.

– Игорь устало присел у стола.

– Ну, хорошо. Так о чем же ты хотел со мной говорить?

– Мы год не виделись, – обиженно сказал отец. – И сегодня я похоронил человека, заменившего мне мать. Зачем же ты так… официально?

Игорь промолчал.

– Я нарочно просил маму лечь, чтобы мы смогли, наконец, с тобою, ну… объясниться, что ли…

– Не стоит, отец. Все и так ясно.

– И что это ты стал так меня называть – отец, отец. Почему чуждаешься меня?

– Ты это только сейчас заметил?

Теперь не ответил отец. Оба долгую минуту молчали. Первым заговорил все-таки Николай Васильевич.

– Немного неловко именно сейчас… но мне кажется, что это баба Аня старалась отдалить тебя от меня, от матери…

Игорь спросил недоуменно:

– Что?

– Ты пойми, у меня с нею были сложные отношения. Да. Сложные. Если хочешь – я объясню, послушай, что я тебе расскажу. И прислушайся. Не замыкайся опять.

Игорь отошел к окошку, откинул занавес, стал смотреть на безлюдную ночную улицу, такую знакомую, сейчас как будто совсем чужую. Отец тоже поднялся, стал прохаживаться у него за спиной.

– Я хочу, чтобы ты правильно меня понял. Чтобы, словом, я знаю одно – не могу не рассказать тебе веер всей сложности наших с нею отношений.

– Я слушаю.

– Это повлияло, как я понимаю, и на наши с тобой… на неровности…

Он замолчал, продолжая шагать туда и обратно, туда и обратно. Размеренный стук его шлепанцев раздражал Игоря, ему хотелось поскорее уйти к себе, прервать эти несмелые отцовские излияния. Но он сдерживался, молчал. Повернулся к отцу, пристально посмотрел на него и вдруг усмехнулся невеселой своей догадке.

– Ты чему это смеешься? Она все больше прибирала тебя к рукам, забирала тебя у нас…

– Я улыбаюсь не твоим словам, – перебил его Игорь. – Мне пришло в голову – как же мы с тобою похожи, отец!

– Похожи? – не понял Николай Васильевич.

– Да. Оба мы ревнивы, как дьяволы. Вот в чем дело-то!

– Не понимаю.

– Ничего. Неважно. Но совсем не баба Аня была причиной моего отдаления. Нет. Не баба Аня.

Он замолчал. Молчал и отец. Присмотревшись к его лицу, Игорь заметил в нем что-то новое, почти незнакомое – куда-то исчезла веселая складка у губ, на месте ее появилась просто морщинка, лицо стало суховатым и вместе с тем будто набрякшим темной, недоброй кровью. И затеплившаяся, было, в Игоре доброжелательность к нему на мгновение превратилась в снисходительную жалость. Но тут же он снова отдалился от него на громадное, непреодолимое расстояние.

– Ты словно жалеешь, что это не я умер? – с горечью воскликнул отец.

– Нет, я счастлив… счастлив, что это не ты… Но теперь я знаю – ничто уже не может вернуть меня туда, в то вонючее болото, в которое, при твоей помощи, я затянул себя сам! Хотя бы из уважения к памяти бабы Ани! А сейчас нам лучше расстаться. И надолго.

– Опять на год? – грустно спросил отец.

– Может быть. А может, и на дольше…

– Но я старею… Да где тебе понять, как грустно в старости терять сына!

– Ты не сберег его в молодости, – после короткой паузы ответил Игорь. – А теперь – попрощаемся. Иди, отдыхай. Я немного побуду с матерью и пойду. Самолет в пять.

Они попрощались сухо, не обнялись, а только пожали друг другу руки. Отец ушел к себе, плотно прикрыв дверь. Игорь заглянул к матери, но она не пошевелилась.

Игорь вернулся в столовую, постоял немного у окна, глядя на посветлевшую улицу, потом вышел в переднюю, еще постоял там, ожидая, что мать выйдет проститься.

Но мать не вышла его проводить. Она лежала и горько, безутешно плакала.

Мальчишка, что привез ее с Сааремаа на островок, получил свой рубль, махнул рукой в сторону трех домов, утвердившихся меж валунов и сосен, и тут же исчез вместе с лодкой, словно растаял в тумане.

Легкий рюкзачок, в котором лежали только пара белья, купальник, сарафан да мыло со щеткой, показался ей вдруг неудобным и тяжелым.

В домах ни огонька, нигде ни травинки, песок да бесконечный лабиринт сохнущих на столбах сетей. От них исходил острый запах водорослей, смешанный с холодным запахом рыбы.

Ее оглушила пустынность и тишина.

Восторженные рассказы подруги о прелести этого островка, затерянного где-то между Эстонией и Швецией, показались ей сейчас каким-то злым розыгрышем, а все, о чем мечталось еще зимой, – неуместным, неосуществимым.

Здесь, на этой продуваемой ветром песчаной косе, она должна ждать приезда Георгия Николаевича и остаться с ним надолго вдвоем. Но может быть, именно этого ей и хотелось? Нет, конечно, нет, все вышло не так, как было задумано.