Людвик Ковальский - Дневник бывшего коммуниста. Жизнь в четырех странах мира

Куда бы я поехал – во Францию, которую я так сильно люблю, или в Израиль, где у меня семейные связи? Я сказал Оконовским, что я должен вернуться, потому что Польша – это моя первая родина и потому что я обещал возвратиться. Я думал не только о Павловском, но также о Жолио, Радвани, Тайлаке, Клоде и т. д. […] У меня есть почти миллион франков [$300]. Что мне сделать с этими деньгами? Я оставлю одну треть Туньи, а остальное привезу в Польшу. […]

Я буду в Варшаве через десять дней. […] Радвани, вероятно, чувствует мои проблемы. Он сказал мне, что я могу рассчитывать на сотрудничество с Орсэ после того, как я обоснуюсь в Польше. Он также сказал, что Тайлак был недавно в Варшаве и разговаривал с Даницом о моем возвращении. Я знаю, что Даниц – директор Института Ядерных Исследований; но я не знал, что он также содиректор в Дубне. Вероятно, мне следует пойти и увидеться с Даницем, прежде чем появиться в Политехническом. Но я не хочу обижать Павловского; я был бы никем без него. У кого я могу спросить о его отношениях с Институтом Ядерных Исследований? […]

В Орсэ был устроен прощальный вечер для меня. Они собрали достаточно денег, чтобы купить мне россигнольские лыжи последней модели. Я был очень растроган таким щедрым подарком. Радвани пригласил меня на обед. Хелен и Мишель Лангевин также присутствовали на нем. [Хелен – дочь Жолио Кюри и внучка Марии Кюри, Мишель – внук другого известного французского ученого. Я горжусь, что был профессионально связан с такими личностями.] Это был очень приятный вечер. Они поблагодарили меня за хорошую работу и заверили, что будут рады опять увидеть меня в Орсэ. […]

К сожалению, следующий дневник начинается только в 1972 году, в США. Я вспоминаю, что время от времени я делал записи, но этот дневник безвозвратно утерян. Поэтому пишу то, что я помню. После встречи с профессором Павловским я пошел в университет и сразу же получил работу в институте на улице Хожа. Профессор Вилхелми, получивший образование в США, стал моим руководителем.

Никакого специального задания мне не дали; я был занят установкой оптической системы для анализа пленок, привезенных из Франции, на которых фотографировались электрические импульсы, созданные фрагментами расщепления. Я хотел получить дополнительную информацию и опубликовать ее как еще одну работу. Я жил с мамой и ходил на работу каждый день. Джон Кеннеди был убит в тот момент, когда я монтировал книжную полку в нашей однокомнатной квартире.

Никаких признаков партийной деятельности заметно не было. Мой партийный билет был отдан в Центральный Комитет до отъезда во Францию; я не пошел его восстанавливать. И мне не хотелось возобновлять контакты с моими товарищами по Политехническому институту. Я был рад, что могу проводить большую часть времени в физической библиотеке и в лаборатории, анализируя пленки Орсэ.

На одном из наших семинаров я описал свою работу во Франции. Вилхелми сказал, что мой опыт будет очень интересен в Дубне (около Москвы). Приблизительно через месяц профессор Флеров из Дубны приехал к нам. Он похвалил мой разговорный русский язык с прекрасным московским акцентом и сообщил, что мои работы по Орсэ хорошо известны в Дубне: один из их детекторов был калиброван на базе данных моей докторской диссертации. Я был польщен услышать это.

В то время первым секретарем партии был Гомулка. От некоторых маминых друзей до меня доходили слухи о возрастающем антисемитизме. Я видел в книжных магазинах книги с традиционными антисемитскими иллюстрациями. Это напомнило мне «ветер, дующий с востока», предсказанный моим израильским дядей Оконовским. Термин «сионист» использовался как уничижительное оскорбление. Между прочим, существует два русских слова для обозначения еврея: просто «еврей» и «жид». Второе значение употребляется в оскорбительном смысле. Казалось, что слово «жид» заменили словом «сионист».

В середине зимы я узнал о научной конференции в США и предложил тему – расщепление, вызванное протонами с высокой энергией. Они заинтересовались моим предложением. Профессор Вилхелми сказал, что мне следует пойти в министерство Высшего Образования и попросить их организовать поездку. Я сделал это и стал ждать. Несколькими неделями позже моя заявка была отклонена. Я не помню причины, по которой они мне отказали. Предполагая, что польская сторона стеснена в средствах, я написал организаторам конференции письмо с просьбой оказать мне финансовую поддержку. Они ответили позитивно, и я информировал об этом министерство. Конференция должна была начаться в июне. В конце апреля мне опять сообщили, что моя просьба не удовлетворена.

Я опять связался с организаторами конференции и рассказал о своих трудностях. Я попросил их прислать формальное приглашение, подчеркнув, что я приглашенный оратор. Они прислали мне такое приглашение, и я принес его в министерство. Конференция приближалась, а я ждал. Это сильно расстраивало меня. Почему мне отказывают сделать важный доклад на международной конференции? Именно тогда я начал сожалеть о своем возвращении в Польшу. Разрешение на отъезд и паспорт были получены всего за несколько дней до начала конференции. К счастью, я мгновенно сумел купить билеты в компании Пан Американ. Только моя мама знала, что я решил не возвращаться. Мы даже боялись дома говорить об этом; моя мама подозревала, что в квартире есть встроенные микрофоны.

Конференция Гордон, в которой я принял участие, проходила в колледже Колби, Нью Хэмпшир. Мое выступление, которое я сделал на английском языке, было прекрасно принято, и я встретил много интересных людей. Было очень приятно, что ко мне относятся как к эксперту в моей узкой специализации. Один из участников, с которым я познакомился, был профессор Джек Миллер из Колумбийского университета. Ему нужен был специалист моей квалификации, и я стал его научным сотрудником на четыре года с окладом $8000 в год.

Профессор Джек Миллер (слева), я (рядом с ним) и другие исследователи. Мы ждем пучок тяжелых ионов в лаборатории Йельского университета, чтобы начать эксперимент

Я связался с адвокатом, которого мне порекомендовали в университете. Он помог мне получить статус постоянного жителя США. Дело осложнялось проблемой моего бывшего членства в коммунистической партии. Адвокат советовал мне сказать, что, не будучи членом партии, я бы не смог продолжать высшее образование в Польше. Но я не хотел лгать. На официальных слушаниях я сказал, что я вступил в партию, потому что я верил ее лживой идеологии.