Джаннетт Уоллс - Дикие лошади. У любой истории есть начало

Судья был худым, как шпала, человеком, одетым в пиджак с вельветовым воротником с ковбойским веревочным галстуком. Пытливым взором он смотрел на окружающих из-под кустистых бровей и всем своим видом показывал, что не потерпит, если ему начнут морочить голову. Заместитель шерифа вызывал стороны, судья заслушивал каждую из них и незамедлительно принимал решение, отсекая все дальнейшие споры.

В лобби отеля стояли старик Пакет и двое его сыновей. Пакет был невысокого роста с кожей цвета вяленого мяса. Он не стриг ногти на больших пальцах рук, чтобы открывать нужные ему вещи. Дабы продемонстрировать, что он находится в присутственном месте, он застегнул пуговицу на воротнике своей застиранной рубахи.

Наше дело слушали ближе к концу. Я очень нервничала перед предстоящим выступлением, к которому меня долго готовил папа и во время которого я должна была зачитать его речь.

«Датские доги — это древняя и благородная порода собак», — начала я.

«Я не в школе на чертовом уроке истории, — оборвал меня судья. — Просто скажи мне, почему ты здесь оказалась».

Я объяснила, что папа выписал из Швеции собак, потому что хотел заняться их разведением, и мы нашли их трупы в роще орехов-пеканов на границе нашего ранчо и участка Пакетов.

«Я хочу вызвать первого свидетеля», — начала было я, но судья меня снова прервал.

«Ты застрелил собак?» — прямо спросил он старика Пакета.

«Еще бы».

«Почему?»

«Они находились на моей земле и гонялись за скотом. Издалека мне показалось, что они волки».

Папа начал спорить, но судья его заткнул.

«Сэр, я не понимаю, что вы говорите, к тому же это не имеет никакого значения, — заявил судья. — В краях, где разводят скот, не стоит держать собак, которые по размеру больше волков».

Потом судья повернулся к старику Пакету: «Но это были ценные животные, за которых их хозяину причитается компенсация. Если у тебя нет наличных, ты можешь расплатиться рогатым скотом или лошадьми».

На этом дело было закрыто.

Через несколько дней после судак нашему дому подъехал старик Пакет. С ним было несколько связанных между собой лошадей. Папа все еще на него злился и отказался выходить из дома, поэтому встречать старика Пакета, который заводил лошадей в наше стойло, вышла я.

«Вот то, что с меня причитается по решению судьи, мисс», — сказал он.

Еще до того, как старик Пакет застрелил датских догов, у нас с ним были свои разногласия. Подобно большинству обитателей Рио Хондо, он делал все, чтобы свести концы с концами и выжить. Если для этого надо было незаметно оттяпать кусок соседской земли или, по крайней мере, некоторое время пасти на чужой земле свой скот, или отвести ручей на территорию соседа, он делал это, не задумываясь. Папа называл его «грязным фермером», а я считала, что он просто непорядочный человек, который считал, что иногда проще что-то сделать, не спрашивая разрешения, а потом горячо оспаривать претензии (если, конечно, до этого дойдет дело), после чего можно и извиниться.

«Компенсация принята», — сказала я и пожала ему руку. В отличие от отца, я не видела смысла в том, чтобы помнить дурное и дуться на соседа-обидчика. В жизни бывают ситуации, когда придется попросить соседей о помощи, и заранее никогда не знаешь, когда это может случиться.

Старик Пакет передал мне бумагу, на которой была написана стоимость каждой из лошадей, после чего вежливо приподнял шляпу. «Из тебя получится отличный адвокат», — сказал он и укатил восвояси.

Папа вышел во двор после того,как старик Пакет уехал. Он осмотрел лошадей и презрительно фыркнул после того, как я дала ему бумагу Пакета, на которой была обозначена их стоимость. «Ни одна из этих кляч не стоит больше двадцати долларов», — заявил он.

Папа был совершенно прав. Смета Пакета была сильно завышена. В общей сложности он привел восемь лошадей — низкорослых маленьких мустангов. Таких мустангов ковбои ловили, после чего объезжали их максимум день или два. Такие мустанги плохо слушались и не были привычны к седлу. Я решила, что этих лошадей поймали сыновья Пакета. Жеребцы не были кастрированными. Все лошади были нечесаными, а их копыта были щербатыми и в ужасном состоянии. В гривах и в хвостах лошадей застряли репейники. Лошади были испуганными, смотрели на нас нервно и с большим подозрением. Вне всякого сомнения, они думали о том, какую гадость подкинет им судьба в виде новых хозяев.

Проблема с необъезженными лошадями заключалась в том, что они не были приручены. Ковбои ловили таких лошадей и управляли ими при помощи страха. Они жестоко с ними обращались и гордились тем, что, несмотря на то что лошадь пытается их скинуть, они остаются в седле. Так как лошади не были объезженными, они всего боялись и ненавидели людей. Нередко ковбои, которые объезжали лошадей, бросали их в степи. Выжить на воле полуприрученной лошади очень сложно, потому что, живя с людьми, они утрачивали инстинкты и привычки дикого животного. Однако я поняла, что эти лошади не глупые, и если ими заняться и правильно воспитать, они могут превратиться в полезных животных.

Я обратила внимание на одну из кобылиц. Мне всегда нравились кобылицы. Они были не такими своенравными, как жеребцы, и в них было больше огня и жизни, чем в обычном кастрированном мерине. Кобылица, на которую я обратила внимание, не отличалась от остальных лошадей, но мне показалось, что она не такая испуганная, как остальные. Кобылица, в свою очередь, внимательно следила за мной, словно пытаясь меня понять. Я взяла лассо, поймала ее и отвела в сторону от остальных лошадей. Потом я медленно начала к ней подходить, при этом, как советовал отец, глядя в землю, чтобы копытное не приняло меня за хищника.

Кобылица стояла, не шевелясь. Я медленно подошла к ней, медленно подняла руку и почесала ее за ухом. Потом я положила руку на ее морду. Она не дернулась и не отпрянула, как повело бы себя большинство необъезженных лошадей. Я поняла, что из нее может получиться что-то хорошее, хотя она и не была самой красивой лошадью на свете. Она была смешанной бело-коричнево-черной масти, но я увидела в ее глазах ум. Значит, она будет думать, а не реагировать непредсказуемо на происходящее. Я всегда считала, что в лошади ум гораздо важнее красоты.

«Бери себе ее, — сказал папа. — Как ты, кстати, ее назовешь?»

Я внимательно посмотрела на лошадь. Фермеры любят простые имена. Скоту мы никогда не давали имен, потому что бессмысленно давать корове имя, если собираешься ее съесть или отправить на скотобойню. Если у кошки были на ногах «чулки», мы называли ее Чулок, если собака была рыжей, то и имя у нее было Рыжик, а если лошадь скакала, как вихрь, то ее так и называли — Вихрь.