Джаннетт Уоллс - Серебряная звезда

© Сошинская К., перевод на русский язык, 2014

© ООО «Издательство «Э», 2015

Моя сестра спасла мне жизнь, когда я была маленькой. Вот что тогда случилось. После семейной ссоры мама решила среди ночи уехать с нами из дома. Она положила меня в сумку для переноски детей, поставила ее на крышу машины и стала укладывать какие-то вещи в багажник, а затем усадила на заднее сиденье Лиз, которой было три года. В то время у мамы был трудный период жизни, много было такого, о чем следовало подумать – безумие, безумие, безумие, говорила она позднее. Совершенно забыв обо мне – мне было всего лишь несколько месяцев, – мама тронулась с места.

Лиз звала меня, показывая на крышу автомобиля. Сначала мама не поняла, что говорит Лиз, но потом, сообразив, что наделала, ударила по тормозам. Сумка съезжала вперед на капот, но поскольку я была привязана, со мной все было в порядке. Я даже не плакала. Впоследствии, когда бы мама ни рассказывала эту историю, которую находила забавной и изображала в драматических деталях, ей нравилось благодарить добрую Лиз за ее ум. Если бы не сестра, то эта сумка слетела бы вниз и со мной было бы покончено.

Лиз живо помнила все это, но не считала смешным. Она спасла меня. Вот какой сестрой была Лиз. И вот почему, когда ночью началась вся эта кутерьма, меня не беспокоило то, что мама уехала на четыре дня. Я больше волновалась из-за наших пирогов с курицей.

Я ненавидела, когда корочка на наших пирогах с курицей подгорала. Но таймер в тостере духовки сломался, так что в этот вечер я посматривала на маленькое стеклянное окошко, потому что как только эти пироги начинали становиться коричневыми, за ними надо было следить.

Лиз сидела за столом. Мама уехала в Лос-Анджелес, на какое-то прослушивание в студии звукозаписи на роль певицы бэк-вокала.

– Думаешь, она получит работу? – спросила я сестру.

– Понятия не имею, – ответила Лиз.

– А я думаю, да. У меня есть хорошее предчувствие.

Мама вообще часто уезжала в город с тех пор, как мы приехали в Лост-Лейк, маленький город в Колорадо-Дезерт, в южной Калифорнии. Обычно мама уезжала на одну или две ночи, но никогда не уезжала так надолго. Мы не знали точно, когда она должна вернуться, и поскольку телефон был отключен – мама спорила с телефонной компанией из-за каких-то ее звонков на дальние расстояния, – у нее не было возможности нам звонить.

И все-таки это не казалось чем-то очень важным. Мамина карьера всегда отнимала у нее много времени. Даже когда мы были совсем маленькими, у мамы была приходящая няня или подруга, которая присматривала за нами, пока она улетала в какое-то место вроде Нэшвилла – Лиз и я привыкли оставаться одни. Ответственность лежала на сестре, поскольку ей было пятнадцать лет, а мне только исполнилось двенадцать, но я была не из тех деток, которых надо нянчить.

Когда мама уезжала, мы ели только куриные пироги. Я любила их и могла есть каждый вечер. Лиз говорила, что если у тебя есть стакан молока и куриный пирог, то у тебя имеется обед, в который входят четыре группы продуктов – мясо, овощи, крупа и молочное – в общем, совершенная диета.

Пироги было весело есть. У каждой из нас был свой собственный пирог в аккуратной тарелочке из фольги, и с ним можно было делать все, что угодно. Мне нравилось разламывать корочку и смешивать вместе кусочки моркови, горошек и желтый жирок. Лиз считала, что смешивать все вместе – это дикость. Корочка становилась мокрой, а для сестры самым вкусным в этих пирогах был контраст между хрустящей корочкой и начинкой. Лиз предпочитала оставлять корочку нетронутой и отрезала каждый кусок в форме изящного клинышка.

Как только корочки пирогов становились золотисто-коричневыми, а их краешки становились почти подгоревшими, я говорила сестре, что все готово. Она вынимала пироги из духовки, и мы садились за пластиковый стол.

Во время обеда, когда мама уезжала, нам нравилось играть в игры, которые придумывала Лиз. Одна игра называлась «Жуй – Плюй». Надо было дождаться, когда у другого участника игры был полный рот еды или молока, и тогда ты старался заставить его рассмеяться. Иногда я смеялась так сильно, что молоко выливалось у меня из носа.

Другая игра, которую изобрела Лиз, называлась «Ложь». Один человек произносил два утверждения – одно правдивое, второе лживое, другой человек задавал пять вопросов об этих утверждениях, и потом должен был предположить, какое из них лживое. Обычно Лиз выигрывала и в этой игре, но, как и в «Жуй – Плюй», неважно было, кто выиграл. Весело было просто играть. Этим вечером я разволновалась, потому что придумала то, что мне казалось невероятно трудной задачей: когда лягушка глотает, ее глаза проваливаются в рот, а еще – у лягушки зеленая кровь.

– Это легко, – сказала Лиз. – Зеленая кровь – ложь.

– Просто не верится, что ты сразу догадалась!

– Мы разрезали лягушек на уроках биологии.

Я продолжала говорить о том, как смешно и чудно, что лягушка пользуется глазами для глотания, когда мама вошла в дверь, с белой коробкой, перевязанной красным шнурком, в руках.

– Лимонный пирог для моих девочек! – объявила она, поднимая коробку. Лицо ее сияло, она легкомысленно улыбалась. – Особый случай, потому что наша жизнь вот-вот изменится.

Мама нарезала пирог, раздала нам по куску и стала рассказывать, что когда она была на звукозаписывающей студии, то встретила одного человека. Марк Паркер был продюсером звукозаписи пластинок, он сказал, что она не должна выступать певицей бэк-вокала. У нее слишком характерный голос, чтобы стоять за спиной солистов.

– Марк объяснил, что я создана не для того, чтобы играть вторую скрипку для кого бы то ни было, – добавила мама. У нее есть качества звезды. В тот же вечер он пригласил ее на обед, и они разговаривали о том, как помочь ее карьере. – Он очень остроумный и забавный, – сказала мама. – Вы будете в восторге от него.

– Это серьезно или пустая болтовня? – спросила я.

– Осторожнее, Бин, – сказала мама.

Бин – не настоящее мое имя, но все так меня называют. Бин.

Это не я придумала. Когда я родилась, мама назвала меня Джин, но когда меня увидела Лиз, то назвала меня Джин-Бин, потому что я была крошечной, как фасолинка, и потому что это было в рифму – Лиз всегда все рифмовала – и потом мое имя укоротилось до Бин. Но иногда Лиз называла меня Бинерище, или Бин – Голова Фасольная, или, когда я принимала ванну, Чистюлька-Бин, или Тощая Бин, потому что я была очень худой, или Королева-Бин, просто чтобы мне было приятно, или Упрямица-Бин, если я была в плохом настроении. Однажды я отравилась какой-то едой, и она назвала меня Гриин Бин (Зеленая Бин), а потом, позже, когда мне стало еще хуже и я уже обнимала унитаз, назвала меня Гриинище Бин.