Алексей Карпов - Владимир Святой [3-е издание]

Что это была за рать? Дружина ли Святослава, посланная им еще раз против давнего врага? Или полки какого-то иного, неизвестного нам по имени русского князя? Или же на Хазарию напали вольные, никому не подчинявшиеся «бродячие» русско-варяжские дружины? Источники не дают ответа на этот вопрос. В IX и X веках название «Русь» далеко не всегда означало известное нам Киевское государство. Немало других «Русей» разбросано было на карте Европы — от Черного и до Балтийского моря. Да и вообще название «Русь» не всегда имело определенный этнический смысл: для авторов того времени «Русь» могло значить и просто нечто чуждое, грозное и страшное, находящееся на неведомом и загадочном севере. Ясно одно: русские летописи молчат о втором разгроме Хазарии — точно так же, как молчат они и о других, более ранних южных походах Руси X века. И это молчание не позволяет нам связывать «хазарские» события 968–969 годов непосредственно с деятельностью киевского князя.

Ни Самандар, ни Итиль уже не смогли возродиться, хотя жители и попытались вернуться на пепелища. Разгром Каганата довершили тюрки-огузы. Вскоре в Хазарию вступили войска соседнего Хорезма. Хазарский каганат как государство перестал существовать. Пройдут десятилетия, и волны Каспия сомкнутся над некогда процветавшей столицей государства. Точно так же на долгие столетия мрак забвения покроет и всю историю Каганата. Имя хазар еще будет мелькать в русской истории в течение почти всего XI века. Но оно будет обозначать лишь подданных русских князей, обитавших в некогда хазарской Тьмуторокани. На европейских картах средневековья название «Газзария» («Хазария») закрепится за Крымом.

Однако мы забежали на несколько лет вперед. На исходе 965 года, после победоносного похода на Саркел и Тьмуторокань, Святослав с дружиной вернулся в Киев. И «приведе» к Киеву ясов и касогов, добавляет Новгородская летопись {28} .

Богатейшие восточные товары, золото, оружие, кони, верблюды, пленники и пленницы… Суета, оживление и радость, вызванные дележом привезенной добычи, наполнили стольный город Руси. Ясские и касожские женщины славились красотой и в Европе, и в Азии. Надо думать, многие из них пополнили гаремы знатных вельмож, а может быть, и самого князя. Христианка Ольга не одобряла брачные обычаи своего народа. Но вслух своего мнения, наверное, не высказывала. Святослав поступал так, как считал нужным; его бояре и дружинники — так же, в соответствии со своими убеждениями, а они были разными у христиан и язычников. Внуки Ольги были еще малы, поэтому разгул всеобщего ликования коснулся их только отчасти. Но роскошь переполняла княжеский терем, окружала и живших в нем юных княжичей. Это было торжество старой заповеди русских князей: золото и серебро добывают мечом, в бою, с помощью верной дружины. Но еще сильнее, чем богатство и роскошь, манила слава — та, ради которой славяне нередко готовы были отдать даже саму жизнь. Победы отца открывали детям путь, единственный достойный настоящего князя…

Год спустя киевская дружина вторично вторглась в земли вятичей. На этот раз их судьба была решена. Святослав победил вятичей на поле брани и возложил на них дань.

Так, казалось, были решены все острые внешнеполитические вопросы, беспокоившие Русское государство. Русь укрепилась на юге и на востоке. Союз с ясами и касогами усилил военную мощь Святослава. Печенеги держали мир и не беспокоили Русь, ибо Святослав и им внушил уважение к себе. Но это было лишь началом военных подвигов русского князя. Святослав готовился к новой войне. Противник в этой войне пока еще не был обозначен. Святослав ожидал случая, и случай не замедлил явиться.

Несомненно, за успехами Святослава внимательно следили в Константинополе. Правители Ромейской империи, изощренные в хитроумных дипломатических расчетах, с радостью должны были встретить известие о крушении своего старого недруга — Хазарского каганата. Но они вряд ли стали переоценивать это событие. К тому времени Каганат был уже слаб. Интересы двух держав по-настоящему сталкивались лишь в Крыму: несколькими десятилетиями раньше хазарские войска разорили Херсонес, главный город «византийского» Крыма, и прилегавшую к нему округу. Теперь же у восточного побережья Крыма появились русские дружины. Выход Руси к Черному морю не мог не беспокоить Империю. Святослав явно становился опасен для нее. За двадцать лет мирного правления Ольги византийцы успели позабыть о некогда страшившей их «русской угрозе» с севера. Мир, заключенный с князем Игорем, казался незыблемым. И в этих условиях Империя попыталась втянуть Святослава в решение своих собственных непростых проблем, одновременно отвлекая русского князя подальше от своих причерноморских владений.

В это время византийский престол занимал Никифор Фока. Прославленный полководец, знаменитый своей отвагой и поистине геркулесовой физической силой, он был не прирожденным императором (василевсом), но узурпатором престола. Вскоре после смерти императора Романа (по слухам, насильственной) Никифор, бывший тогда стратигом-автократором Азии (всей восточной половины Византийской империи), провозгласил себя василевсом ромеев и триумфально вступил в Константинополь, где воссел на царский престол и сочетался браком с вдовой Романа красавицей Феофано. Формально Никифор считался лишь соправителем малолетних Василия и Константина, «порфирородных» детей умершего василевса Романа и Феофано. Никифор был выдающимся военачальником, сумевшим одержать ряд внушительных побед и поднять военный престиж Византии. Однако полководческий талант не всегда соединяется с государственной мудростью. Никифор совершил немало ошибок в управлении Империей и со временем возбудил к себе неприязнь и даже ненависть многих соотечественников. Возможно, именно недостаточная проницательность Никифора во внешних делах и привела к неожиданному повороту, в корне изменившему жизнь как Византии, так и Древнерусского государства.

Ранней весной 967 года из Константинополя в Киев выехал личный посланник василевса Никифора патрикий Калокир. Он был родом из Херсонеса Таврического и, следовательно, неплохо знал как внутренние русские дела, так и общую обстановку вокруг Причерноморья. Непосредственным поводом к поездке в Киев послужили весьма необычные события, произошедшие незадолго до этого в византийской столице.

Случилось же вот что. Василеве Никифор принимал послов болгарского царя Петра, считавшегося другом Империи и к тому же женатого на византийской принцессе. Послы явились за ежегодной «данью» — так болгары (как, впрочем, и русские) называли регулярные выплаты византийского правительства соседним «варварским» народам. Казалось, ничто не предвещало внезапного разрыва. Василеве, однако, пребывал в мрачном состоянии духа. Едва послы объявили цель своего визита, как обычно спокойный и уравновешенный Никифор вспылил. Исполнившись гневом, он вскочил на ноги и воскликнул: «Горе ромеям, если они, словно рабы, принуждены платить дань грязному и низкому скифскому племени!» Рядом оказался отец императора патрикий Фока. «Неужели ты породил меня рабом? — загремел василевс, обращаясь к отцу. — Неужели я, самодержавный государь, покорюсь нищему и грязному племени?» Вне себя от бешенства, Никифор повелел отхлестать послов по щекам и выслать их из страны. «Идите, — кричал он, — и скажите своему вождю, покрытому шкурами и грызущему сырую кожу, что великий и могучий государь ромеев в скором времени придет сам в его страну и сполна воздаст дань, чтобы он, трижды раб от рождения, научился именовать повелителей ромеев своими господами, а не требовать с них податей, как с невольников!» {29}