Алексей Карпов - Владимир Святой [3-е издание]

Чем же объяснить это очевидное пренебрежение князя родной державой? Почему не Киев сделается средоточием его деятельности? Вероятно, можно искать разные причины, в том числе и, что называется, объективного характера. Например, такой причиной может быть естественный рост территории Древнерусского государства, интересы которого неизбежно сталкивались с интересами сопредельных стран. Это вызывало войны; одна война порождала другую — и русские дружины все дальше и дальше удалялись от родной стороны. «Путь из Варяг в Греки», некогда захваченный «вещим» Олегом, вел к Константинополю, называемому русскими Царьградом, — «новому Риму» и «новому Иерусалиму», величайшему из городов того времени. Слава о роскоши и великолепии этого «города царей» притягивала к нему искателей добычи со всех концов света. Русские князья также издавна нашли путь к Царьграду. Когда-то Олег перебрался из Новгорода в Киев; теперь же Святослав стремился закрепиться еще южнее, еще ближе к границам великой Империи.

В устремленности Святослава к богатому югу сказывался, конечно, и его воинственный нрав. Пример миролюбия матери вряд ли мог привлечь молодого князя. После памятного похода на древлян Ольга не вела войн. Истосковавшиеся по заморским походам, сулившим баснословное обогащение и славу, киевские дружинники всё чаще вспоминали времена Олега и Игоря. Святослав с его рано проявившимися качествами воина явственно напоминал им своих знаменитых предшественников.

Надо сказать, что Святослав, по-видимому, с детства не вполне уютно и свободно чувствовал себя в родном Киеве. Князь по рождению, он тем не менее и позже не мог творить свою волю в собственном государстве. В течение слишком длительного времени — без малого двадцать лет — Киевской державой единолично и самовластно распоряжалась мать князя Святослава, великая княгиня Ольга — женщина властная и умудренная, привыкшая и умевшая повелевать, как говорится, правительница волею Божьей. По мере взросления сына Ольга не спешила выпускать из своих рук бразды правления — как и большинство людей такого типа, она считала, что справится с делом лучше кого бы то ни было. Так бывает в иной семье. Киевская же держава была для княгини прежде всего большим хозяйством, за которым нужен глаз да глаз, мужниной «отчиной», сохранить которую ей надлежало со всем тщанием и бережливостью. Настоящий князь слишком долго был для нее лишь несмышленым дитем.

А что же Святослав? Ему оставалась та область приложения сил, в которой мать не могла, да и не желала заменить его, — войско. Дружина нуждалась в князе точно так же, как князь — в дружине. Святослав с готовностью отдался воинским упражнениям с самой ранней поры. Сын князя, он в три года сел на коня и стал старшим мужчиной в своем роду {18} . Воинская подготовка была обязательной и обычной для мальчика его происхождения и положения. Необычными были, наверное, успехи, которых достигал Святослав. Первым его наставником стал варяг Асмуд, а затем — варяг же Свенельд, воевода его отца Игоря, самый опытный и удачливый из всех полководцев Руси того времени. Непривычный и неприученный к управлению страной, Святослав находил себя в обстановке военного лагеря, среди походных шатров, бряцания оружия и воинственных кликов соратников.

Надо думать, такое разделение обязанностей устраивало Ольгу. Она сохраняла в своих руках управление Русской землей, рядом же подрастал сын, умелый воин, предводитель дружины.

До 964 года мы не знаем ни об одном самостоятельном шаге князя Святослава в качестве правителя своей страны. Управлением державы и сбором дани, переговорами с иноземными послами — всем занималась княгиня. В 959–960 годах в сношениях с западными странами Ольга именовала себя «королевой русов». Немецкие хронисты, сообщая о ее посольстве ко двору короля (а затем императора) Отгона I, вообще не знают о том, что в это же время на Руси был и «король русов» — уже вполне взрослый князь Святослав Игоревич. Осенью 957 года княгиня посетила Константинополь, где ее принимал император Константин Багрянородный. В сохранившемся описании церемонии приема удивляет чрезвычайно низкий статус послов князя Святослава по сравнению даже со второстепенными членами посольства самой Ольги {19} . И это при том, что тринадцатью годами раньше, при князе Игоре, посол Святослава (тогда еще младенца) занимал второе место в дипломатической иерархии, уступая лишь послу самого Игоря.

Итак, сложившееся положение устраивало Ольгу. Но едва ли оно могло устраивать Святослава. Русские летописи не скрывают противоречий, существовавших между матерью и сыном. В значительной степени эти противоречия касались отношения к христианской вере, которая к середине X века получила заметное распространение в Киеве. В конце 50-х годов святое крещение приняла и княгиня Ольга. Русские летописи и немецкие хроники согласно утверждают, что это произошло в Константинополе (Царьграде), столице Византийской империи, которую сами греки гордо именовали Римской, или Ромейской. Княгиня получила новое имя — Елена — в честь равноапостольной матери святого императора Константина Великого. На Руси, впрочем, это имя почти не употреблялось — за исключением домашней церкви княгини: ее священники молились за здравие «рабы Божией Елены».

Прославляя первую в русской истории правительницу-христианку, летописец с неодобрением пишет о ее сыне: «Живяше же Ольга с сыном своим Святославом и учаше его креститися». Святослав же «не брежаше того ни во уши приимати, но аще кто хотяше креститися, не браняху, но ругахуся тому» (то есть, не желая слышать о собственном крещении, Святослав не запрещал другим принимать новую веру, но лишь ругал и укорял их). И «не послуша матере, творяше норовы поганьския» (то есть языческие обычаи) {20} .

Со времени святой Ольги тема борьбы в древнем Киеве языческого и христианского начал почти на половину столетия станет одной из определяющих. Святослав проявил себя ревностным язычником, горячим противником христианства. И дело здесь не только в его видимом стремлении выйти из-под материнской опеки, настоять на своем.

Для Ольги и для Святослава отношения с христианством в корне различны. Ольга — вдова князя, мать князя, но не более того. Святослав же сам был князем. Мы уже достаточно говорили о существе княжеской власти на Руси, чтобы понять: князь просто физически не мог принять новую веру. Он был неразрывно связан с землею, с миром — как голова и тело одного существа, — являлся естественным и необходимым звеном, «венцом» общественного устройства. Для того, чтобы вырвать его из этой слитности с миром, нужны были какие-то чрезвычайные обстоятельства.