Николай Мельниченко - Еще вчера. Часть вторая. В черной шинели

Поэтому потолки мы белили почти каждый год, а стены окрашивали очень светлой краской спокойных пастельных тонов. Здесь было хорошо работать и даже отдыхать… У нас всегда были как в родном доме приехавшие из командировок сварщики, прапорщики и офицеры…

Лаборатория уже изрядно закоптилась, и я затеял очередной ремонт. Его мы делали своими силами, нужны были только материалы, в первую очередь – краски. По опыту прошлых лет, основа всех красок – белила, в которые добавлялось очень немного других – только «для колеру».

Я написал заявку, точно такую же, как в предыдущие годы. Через некоторое время прибежал зам по МТО и сказал, что у него плановый отдел (все та же Ремира !) требует указать физические площади, куда должна наноситься белая краска. Ладно, если ей это нужно – укажем…

Паша Быков тщательно все замеряет и составляет сводную таблицу, в которой указаны раздельно: а) площадь окрашиваемых стен; б) окон; в) потолков; г) оборудования; д) нормы расхода краски. Объем и тщательность работы Паши вполне тянули на дипломный проект студента строительного техникума. Довольны, алчные бюрократы?

Ага, щас!!! От нас потребовали: по каждому окну показать развернутую формулу расчета поверхности переплетов . Паша добросовестно хотел выполнить и это требование. Но мне уже стало скучно, и я запретил ему это делать.

На последней встрече с «краскодателями» я совершенно озверел:

– Измеряйте окна и стены хоть микрометром, считайте, хоть до девятого знака после запятой. «Правильно рассчитанной» краской будете красить уже своими ручками. Я этим онанизмом больше заниматься не буду!

Окончательное решение об уходе-переходе было принято. Закрывалась страница моей биографии, очень большая страница – более 26 лет я служил в одной части. Практически – весь лучший активный период моей жизни, когда «уже знаешь» и «еще можешь».

Беснуясь от мерзостей снабженцев и плановиков, я не хлопал дверью и не сжигал мосты: я уходил на повышение . «Моя» лаборатория теперь – только одна из нескольких, которые мне предстояло опекать. Да и командование части теперь я смогу «прижать»: ЦУ и ЕБЦУ (еще более ценные указания) Главного специалиста Управления для него – почти приказ…

Может и хорошо, что мне не дали краску для ремонта…

В сентябре 1982 года начинается отсчет моих витков на новой орбите в УМР на Тамбовской 93. На ближайшем партсобрании Управления, на котором сидят почти все офицеры и служащие, Суровцев представляет нового Главного сварщика. Полковник из планового отдела, похожий внешне и внутренне на похотливого фавна, хмыкает:

– Это что еще за должность? Может, теперь нам надо иметь и «главного слесаря»? Просвещаю его и остальных непонятливых с высокой трибуны:

– Должность «главный металлург» вам была бы понятна? А главные: «электрик, механик, электронщик» – понятны? Ну вот, а теперь смешайте всех вместе и получите «главного сварщика»! – А без сварки у вас и планировать нечего будет! – это уже отдельно «фавну».

Я люблю свою специальность именно за ее ширину и глубину, и меня достают суждения невежественных дилетантов, видевших только издали голубой огонь ручной сварки. Впрочем, «дилетант» – это диагноз многих, даже в той работе, в которой они считаются якобы специалистами – по «занимаемой должности». Не зря же мудрый Козьма Прутков считал, что такой специалист подобен флюсу: его полнота – односторонняя…

Вскоре об этой «непонятливости» все забудут, а у коменданта здания, подполковника в отставке Павла Владимировича Азбукина, начнется нервный тик при одном упоминании о главном сварщике или его конструкторском бюро.

Для нас освобождается большая комната на 3 этаже. Широкое окно смотрит на противоположный дом на Расстанной улице, внизу катятся трамваи и автомашины. Впрочем, этажи и потолки старинного здания очень высокие, и шум до нас почти не доходит. Раньше комната была обиталищем научного героя-одиночки, перешедшего в УМР из Главка (а возможно – из ВИТКУ). Он пытался практически внедрить электронный учет всего и вся во всем управлении.

Бедняга-мечтатель родился на полвека раньше. Безумное множество архаических заявок, ведомостей и накладных с косыми надписями «Выдать!» он пытался перевести на «железный» машинный язык. Громоздкая ЭВМ, которую он любил, старалась ему помочь изо всех сил. Увы, только они вдвоем понимали друг друга. Финал затеи, к сожалению, можно было вычислить без всякой ЭВМ… За свои мечты, никак не желающие воплощаться в жизнь, наивный офицер заплатил высокую цену: надорвал сердце и умер.

В его память и наследство, кроме предостережения , я получаю два больших шкафа. Один заполнен картонными прямоугольниками со множеством дырочек, которые умела считывать не только его ЭВМ, но и телетайп, находившийся рядом. Второй шкаф заполнен бобинами с широкой магнитной лентой. Я понимаю, что лента является большой ценностью, с которой неизвестно что делать из-за ее чрезмерной ширины. Позже умельцы научились разрезать ее вдоль и получать пленку для обычных магнитофонов – страшный дефицит нашего времени. Я потихоньку раздал пленку жаждущим: не пропадать же списанному добру…

На пару месяцев новоявленное «стойбище» Главного сварщика стает настоящей черной дырой: непрерывно втягивает в себя различные предметы и людей. Азбукину пришлось отдать все свои заначки с подвала – столов, стульев, вешалок, огромный печатающий «ундервуд»… Нам все было мало. Нужны были: бумага, карандаши, лента, клей, – и еще тысяча нужных вещей. Вскоре только за одну, но очень нужную, «мебелину» мне придется долго и упорно воевать с Азбукиным и Корякиным. Нам негде хранить сотни чертежей и калек. Обычные шкафы не подходили. Не сворачивать же чертежи в рулоны: их так не сохранить и не найти. Я облюбовал в проектном институте специальный шкаф со множеством плоских выдвижных ящиков, в каждый из которых плашмя укладывался десяток-другой листов формата А1. Это и был комплект чертежей – «белков», «синек» и калек – только по одному типу машин. Очень скоро у нас их уже было больше десятка, и с каждым работа продолжалась…

Чтобы сделать рагу из кролика, нужно иметь хотя бы кошку, – известно давно. А мне нужны были еще и «повара» для этих преобразований. Конечно, настоящие конструкторы были все «при деле» на иных местах, и срывать их оттуда для непонятного КБ никто не собирался. Да и вряд ли где-нибудь существовали «готовенькими» нужные мне кадры. Например, в нашем московском Главке МО был целый Институт «Оргстрой», в котором было уйма людей, призванных «улучшать» производство, создавая новую технику и всякие приспособления. На их работы я насмотрелся на выставке: это были раскрашенные ящики и будки с обычным ручным инструментом. Этот жалкий примитив создавался не для работы, а для демонстрации начальству. Кроме того, перевести конструкторов Оргстроя для работы в Питер – вообще невозможно: жилье, семья, дети…