Владимир Алпатов - Языковеды, востоковеды, историки

В конце концов, Юлдашев отстал от матери, найдя ей замену из числа студенток. Вообще за годы работы в Бугуруслане он создал небольшой гарем. Его жена, еврейка, прекрасно все знала и относилась к этому спокойно. В остальном она имела большое влияние на мужа. Она писала за него все бумаги, поскольку Юлдашев по-русски был малограмотен. Лишь однажды под его горячую руку попала машинистка института, он немедленно написал сам приказ о ее увольнении. На этот приказ преподаватели ходили смотреть: в коротком тексте была масса ошибок.

Но, надо сказать, Юлдашев заботился о материальном состоянии института, сильно запущенном за первый год войны. Пользуясь орденом и депутатским значком, он выбивал пайки для преподавателей и студентов. Благодаря ему произошло одно облегчение обстоятельств жизни: до Юлдашева студенты и преподаватели постоянно ездили за много километров на разные сельхозработы, а новый директор наладил функционирование подсобного хозяйства института в самом городе. Работали теперь там, а помимо общей барщины преподаватели могли в этом хозяйстве копать и собственные огороды. Но самый большой участок принадлежал Юлдашеву и его жене. Они были единственными, кто сам не работал; если чтонибудь там нужно было сделать, немедленно снимали с занятий студентов.

Моя мать все же установила после истории с военкоматом какие-то сносные деловые отношения с директором. Он перестал ее трогать и потому, что у нее появились защитники. Среди них был мой будущий отец Михаил Антонович Алпатов, работавший тогда в Чкаловском обкоме. Их отношения завязались на почве общей борьбы с Юлдашевым. Я иногда думаю: не будь Юлдашева, может быть, не было бы и меня. Но все равно грубость и хамство директора мешали жить, хотелось поскорее попасть в Москву, что в разгар войны было очень трудно.

Все-таки мать летом 1943 г. сумела покинуть Бугуруслан и вернуться в Москву, через год вернулись и тетка с бабушкой. Юлдашев все это время оставался директором учительского института. О нем не хотелось вспоминать, и мои родные надеялись, что никогда больше не встретят этого грубого человека. Но мать с ним опять столкнулась в 60-е гг., когда уже занимала заметное положение в советской исторической науке. Оказалось, что он жив, здоров и стал доктором исторических наук, членом-корреспондентом, а затем и академиком Узбекской академии наук. Но восстанавливать с ним отношения она не стала. В 1964 г. в Москве мать проводила всесоюзную сессию научного совета «Закономерности перехода от одной общественной формации к другой». Юлдашев по рангу должен был получить место в президиуме, но мать, помня прошлое, не пустила его туда и всячески третировала. Юлдашев рассвирепел и досрочно покинул сессию. Реванш! Мать не верила, что столь дремучий человек мог написать две диссертации, и подозревала, что их, как и служебные бумаги в Бугуруслане, за него писала жена.

Когда занятия историей науки заставили меня вспомнить о Юлдашеве, матери уже не было, а тетка была совсем стара и не вставала с постели. Я пытался узнать от нее еще хоть какие-нибудь подробности, но она уже не могла рассказывать и сказала одно слово: «Сволочь!». Таким он и остался в памяти у нее и у матери.

Но кем все-таки был Мухамеджан Юлдашевич и как он появился в Бугуруслане? Об этом в 1992 г. я вдруг узнал из опубликованных в журнале «Восток» воспоминаний старейшего востоковеда Коки Александровны Антоновой (1910–2007), которой у меня посвящен очерк «Мемуаристка». Ее данные я буду приводить, иногда корректируя по Биобиблиографическому словарю советских востоковедов С. Д. Милибанд и Интернету.

Всякие мемуары субъективны, а мемуары Антоновой субъективны в квадрате. Она обладала острым языком и острым пером, не обходила острые углы и не стеснялась резких оценок. К тому же она, когда-то убежденная марксистка, ко времени написания мемуаров принадлежала, как тогда было принято говорить, к демократическому лагерю; стало быть, сталинской формации начальник, да еще не отличавшийся высокой культурой должен был оцениваться ею даже резче, чем моей матерью и теткой. Но опять-таки жизнь сложнее схем.

М. Ю. Юлдашев родился 1 апреля 1904 г. в кишлаке Бешарык около Коканда. Как пишет К. А. Антонова, «он в 16 лет вступил в Красный отряд и храбро сражался с басмачами. Когда в Самарканде… стали набирать студентов в САКУ (Среднеазиатский коммунистический университет, фактически дававший образование в размере нынешних 7–8 классов школы) из узбеков рабоче-крестьянского происхождения, командир, естественно, послал туда Мухамеджана, самого младшего в отряде. В 1921 г. Пенджаб был охвачен волнениями. Тогда из Средней Азии решили послать добровольцев на помощь индийцам, боровшимся против британского колониального господства. Имена свои добровольцы не имели права называть, но, чтобы, в случае если его убьют, знали, кто он, Мухамеджан вытатуирован на наружной стороне пальцев левой руки надпись “САКУ”. Из добровольческой идеи ничего не вышло, так как Афганистан отказался пропустить эти отряды через свою территорию, но татуировка сохранилась у Мухамеджана на всю жизнь».

САКУ Юлдашев окончил лишь в 1928 г.: видимо, его отвлекали от учебы разные мобилизации. В 1934 г. его послали в Москву учиться в Институт красной профессуры. Он закончил его в 1937 г., как раз тогда, когда в Узбекистане сменилось все руководство. Арестовали и затем расстреляли прежних руководителей А. Икрамова и Ф. Ходжаева, сменивший их У. Юсупов заполнял вакансии новыми людьми, в число которых попал и Юлдашев. Возможно, играли роль земляческие связи: оба были ферганцами. Как сказано в Интернете, он в 1937 г. стал секретарем Ташкентского горкома, затем в 1938–1940 гг. был первым секретарем Ташкентского обкома, одновременно в 1937–1941 гг. он занимал должность директора республиканского филиала Института Маркса – Энгельса – Ленина. От того времени у него и в военные годы сохранились два знака отличия: орден Ленина и значок депутата Верховного Совета первого созыва (из-за войны этот созыв длился долго: с 1937 по 1946 г.).

Скоро, однако, начался конфликт Юлдашева с Юсуповым, который, как пишет Антонова, «стал выталкивать Юлдашева с постов: в 1940 г. Юлдашева назначили наркомом просвещения Узбекистана, а в 1941 г. он стал всего лишь директором Института Академии наук» (речь идет об Институте истории, языка и литературы Узбекского филиала АН). В первые месяцы войны началась эвакуация московских и ленинградских ученых в Ташкент (тогда Антонова и познакомилась с Юлдашевым), тогда он «с большим почтением принимал академиков и членов-корреспондентов, старался их устроить получше, и они по-приятельски относились к нему». Тогда «многие узбеки еще помнили Юлдашева в славе», и на глазах Антоновой «милиционеры вскакивали со скамеек и отдавали ему честь, а в чайхане аксакалы сразу приглашали его к себе на почетное место. Юсупову эта популярность Юлдашева не давала покоя».