Дитрих фон Хольтиц - Солдатский долг. Воспоминания генерала вермахта о войне на западе и востоке Европы. 1939–1945

Фельдмаршал фон Манштейн и командующий 6-й армией Паулюс выполняли полученные ими приказы вплоть до полного разгрома и гибели армии. Следствием этого стали людские потери, которые немецкий народ уже не мог восполнить. Все, в ком сохранялась еще хоть совсем крохотная способность к критическому мышлению, очень четко, с глубокой тревогой, видели ошибки, лежавшие в основе существующих политических и военных концепций, и отдавали себе отчет в том, что диктаторские замашки Верховного командования даже с чисто технической военной точки зрения должны были неминуемо привести к катастрофе.

Каждый, вплоть до младших офицеров, даже рядовых солдат, начал понимать очевидное: эту войну нельзя дальше вести такими методами.

До сих пор немецкий солдат подчинялся своему командованию и его планам. Он полагался на своих начальников, верил в них и в свое превосходство над противником. Когда в Сталинграде военная удача изменила нам, эта вера у большого числа солдат и офицеров всех званий и родов войск рухнула. Психологический шок мог бы, как мы видим на примере наших союзников, привести к полному разложению армии. Но здесь можно констатировать, что вызывающий такой ужас прусско-германский «милитаризм» не стоял на глиняных ногах слепого повиновения, воспитанного систематической муштрой на плацу. Система, основанная на страхе, непременно рухнула бы в критические сталинградские дни и не пережила бы следующие трудные военные годы. Наоборот, сознательное добровольное подчинение, врожденное качество немцев, глубоко укоренившееся у них чувство долга и чести, равно как узы боевого братства, соединявшие офицеров и солдат духом взаимного доверия и солидарности, устояли в тяжелом испытании. Несмотря на тяжелые поражения, германская армия сохраняла сплоченность вплоть до боев за Тиргартен и рейхсканцелярию.

В военной истории начавшееся отступление из России должно стоять в одном ряду с наиболее выдающимися операциями Второй мировой войны. «Твердость и постоянство, с которыми оно проводилось, приобрели очень большое значение, особенно если принять во внимание все возрастающую неопределенность, которая в конце концов не оставила свободы для проявления никакой другой военной добродетели, кроме самой простейшей – исполнения повседневного долга» [58]. Безусловное подчинение своим командирам для солдат, ежедневно прикрывавших собой родину, было примером бескорыстной жертвенности. Необходимо помнить об этом сегодня, когда появилось много тех, кто считает себя вправе критически оценивать повиновение военнослужащих старшим.

До тех пор пока немецкий народ, которому на родине легче было составить мнение о сложившейся ситуации, терпел власть «фюрера», для солдат на фронте не могло быть и речи об отказе от исполнения приказов. Направленные против решений Верховного главнокомандования действия одного человека, стоявшего на уровне командующего группой армий либо выше, уже в тот момент открыли бы путь к полной победе русским, которые приобрели опыт управления крупными силами и постоянно усиливали свой наступательный натиск.

Итак, я принял командование над 17-м армейским корпусом в его старом составе. В начале боев он включал пять дивизий, численность личного состава которых сильно уменьшилась. Полки сохранили лишь слабые ядра, и их пополняли срочно формируемыми ударными подразделениями. Тем не менее эти дивизии, чья артиллерия оставляла желать лучшего, проявили поразительную стойкость. Качество унтер-офицерских кадров сильно снизилось. Зато простой солдат, как всегда, был на высоте, особенно если принять во внимание суровую зиму, плохие дороги и, прежде всего, почти полную невозможность согреться на оборонительных позициях.

Прибытие из Франции новой реорганизованной танковой дивизии стало большим подспорьем и армии, и корпусу.

Отступление от Северского Донца в январе – феврале 1943 года было осуществлено в полном порядке, так что нам не пришлось испытать ни сильного давления противника, ни значительных трудностей. Наши потери в танках и автомобилях были незначительными. Снабжение продовольствием и боеприпасами налажено хорошо. Несмотря на тяжелое поражение под Сталинградом и отступление, проходившее часто в трудных условиях, можно сказать, что боевой дух войск был высок.

Когда сегодня нюрнбергские обвинители упрекают наших военных руководителей в совершении необоснованных, лишенных всякого смысла разрушений, во взрывах объектов, не имевших никакого военного значения, уничтожении деревень с целью затруднить продвижение противника, я, тщательно перебрав в памяти все события в районе действий моей дивизии (а с недавних пор и корпуса), в которых я принимал участие, должен сказать, что никогда не получал и не исполнял приказов подобного рода. Очень часто я до самого конца оставался вместе с моим арьергардом.

За Северским Донцом наш корпус в феврале 1943 года остановился на реке Миус, где мы заняли старые немецкие позиции. В течение многих месяцев мы оставались в обороне, и впервые за долгое время наши храбрые солдаты получили некоторую передышку. Однако и в это время было достаточно боев и сюрпризов. В конце февраля русские сумели прорвать наш левый фланг. Мы сумели закрыть образовавшиеся бреши на фронте, но нам сильно досаждали русские соединения, действовавшие в нашем тылу. Ежедневно нам сообщали о страшных акциях против рот хлебопеков, медицинских учреждений и т. д. Быстро собрав резервы, мы окружили эту крупную группировку противника. В конце концов русские, которым мы перерезали все пути снабжения, попытались снова прорвать наши позиции, но уже в обратную сторону. При этом русские полки, дравшиеся, вне всякого сомнения, доблестно, были рассеяны и пленены. Русское командование со всеми, кто при нем находился, попало к нам в руки. Их устроили на моем КП, прежде чем отправить в тыл.

Поскольку я сам был фронтовиком, меня в первую очередь интересовали бойцы и те, кто ими командовал. Хотя мне не нравятся те генералы, которые, ради завоевания популярности, считают своим долгом брать в руки винтовку, я тем не менее придерживаюсь мнения, что в критические минуты место генерала должно быть на передовой. Но если генералы должны проявлять личную храбрость, значит, в армии что-то идет не так, и высшее командование должно как можно скорее назначить более способных офицеров. А тем генералам, кому мешали возраст и изношенные нервы, было бы лучше добровольно уступить свое место новым людям, более пригодным как в физическом, так и в психологическом плане для того, чтобы полностью отдаваться исполнению своих обязанностей.

Как я понял потом, командование моим корпусом было делом относительно простым, штаб и средства управления работали великолепно. Начальник штаба был моим ровесником и имел ту же подготовку, что и я. Пехотой командовал трудолюбивый человек с хорошим чувством юмора. Он никогда не давал волю нервам и всегда склонялся к самому мужественному решению. Поскольку почти всю Первую мировую войну я провел, как пехотинец, на передовой, мой личный опыт позволял мне легко разбираться в ходе сражений, разворачивавшихся теперь на фронте. Мои сотрудники, которые на протяжении всей этой войны служили в высоких штабах, всегда поддерживали мои начинания и работали в одном направлении со мной. И сегодня я с теплом вспоминаю моего уважаемого начальника штаба полковника фон Таддена, который позднее пал смертью храбрых при обороне Кёнигсберга.