Глеб Сташков - Августейший бунт. Дом Романовых накануне революции

Валерий Брюсов писал в те дни:

Общественное мнение непредсказуемо. Николай Николаевич снова вне критики. Даже его восторженный биограф Данилов-черный удивляется: «В этом тяжком несчастии винили всех, но не его» [314]. «Когда на фронте начинали обвинять Ставку, великого князя всегда исключали из числа обвиняемых и во всем винили его помощников», – подтверждает Шавельский [315]. Козлом отпущения выбрали злейшего врага Николая Николаевича – военного министра Сухомлинова. Он получил отставку и вскоре угодил под суд. А верховный главнокомандующий как будто ни при чем. Его популярность растет, земский съезд величает долговязого и тощего, как жердь, великого князя «русским богатырем».

Объяснение довольно простое. Во время войны появились так называемые «общественные организации». Сначала – земский и городской союзы помощи больным и раненым воинам, которые очень быстро вышли за первоначальные рамки и занялись снабжением армии. Летом 15-го были созданы военно-промышленные комитеты (ВПК), которые должны были мобилизовать частную промышленность для нужд фронта. Общественные организации стали центром притяжения оппозиционных сил. Земский союз возглавлял будущий премьер-министр Временного правительства князь Львов, ВПК – давний враг царской семьи Гучков.

Николай Николаевич покровительствовал общественным организациям. Он смотрел на вещи с чисто практической точки зрения – они работали лучше казенных учреждений. Министр внутренних дел Николай Маклаков смотрел со своей – полицейской – точки зрения. В ноябре 1914 года великий князь просил разрешить съезд общественных организаций, чтобы те рассмотрели вопрос о поставке в армию сапог. Маклаков отказал: под видом поставки сапог они начнут делать революцию.

Надо сказать, что министр в общем-то оказался прав. Зато Николай Николаевич заслужил репутацию друга общественности. Тут же вспомнили, что именно он когда-то вынудил царя подписать Манифест 17 октября. И тут же забыли про его шашни с черносотенцами. Тут же закрыли глаза на безумную националистическую политику, которую военные власти вели в захваченной Галиции. Это, кстати, отдельная тема. Верховный главнокомандующий в зоне театра военных действий имел не только военную, но и гражданскую власть. Мог, в частности, создавать генерал-губернаторства. В сентябре 1914 года как раз и было создано Галицийское генерал-губернаторство. Началась борьба с австрийскими шпионами. В шпионаже подозревали всех, но главными виновниками, как всегда, оказались евреи. Запрет на передвижение, взятие заложников – все это стало обычным делом. Десятки тысяч евреев насильно выселялись во внутренние области России. Даже Совет министров – не самый либеральный орган – неоднократно указывал великому князю на недопустимость такого отношения к еврейскому населению. Кроме того, гонениям подвергались униатские священники, а популярный в народе митрополит Андрей Шептицкий был арестован и сослан. Зато Николай Николаевич получил репутацию не только друга общественности, но и пламенного патриота.

Но главное – ходили слухи, что в ответ на просьбу Распутина приехать на фронт, чтобы помолиться с войсками, великий князь послал лаконичную телеграмму: «Приезжай. С радостью тебя повешу». После этого Николая Николаевича готовы были носить на руках.

Именно популярность сыграла с верховным главнокомандующим злую шутку. Она вызвала ревность и подозрения Александры Федоровны. Ей кажется, что фигура генералиссимуса заслоняет фигуру императора. С января 1915-го она начинает настраивать мужа против верховного главнокомандующего: «Он находится под влиянием других и старается взять на себя твою роль», «никто не имеет права перед богом и людьми узурпировать твои права», «Нашего Друга (Распутина. – Г. С. ) так же, как и меня, возмущает то, что Н[иколай Николаевич] пишет свои телеграммы, ответы губернаторам и т. д. твоим стилем, – он должен бы писать более просто» [316].

Не случайно, «обработка» началась именно в январе. 2 января любимая фрейлина императрицы Анна Вырубова попала в железнодорожную катастрофу. Она была при смерти, когда появился Распутин, сказал слова утешения, и больная пошла на поправку. До этого несколько месяцев Распутин находился в опале, поскольку резко высказывался против вступления России в войну. В январе он восстановил влияние при дворе.

Николай Николаевич – заклятый враг Распутина. Он неоднократно требовал выслать «старца» из Петрограда. Именно к нему обращаются все борцы с влиянием «темных сил». Скажем, товарищ министра внутренних дел и командир отдельного корпуса жандармов Владимир Джунковский зачем-то докладывает великому князю о ходе расследования инцидента в московском ресторане «Яр». Верховному главнокомандующему в разгар Великого отступления, конечно же, нечем больше заняться, как разбирать подробности пьяного дебоша и сеанса эксгибиционизма, которые учинил «старец», отправившийся в Первопрестольную поклониться святым местам, но слегка переусердствовавший в религиозном экстазе.

Распутин еще далеко не вершитель судеб. Его тактика чисто оборонительная: он борется лишь с теми, кто борется против него. Так, защищаясь, он победил и Столыпина, и его преемника Коковцова. Так он борется и с верховным главнокомандующим.

Поначалу Александра Федоровна не настаивала на замене Николая Николаевича, хотя тот и показал свою несостоятельность. В мае, во время поражений в Галиции, Николай II приехал в Ставку. Верховный главнокомандующий плакал и спрашивал, не думает ли царь «заменить его более способным человеком». «Он нисколько не был возбужден, я чувствовал, что он говорит именно то, что думает», – сообщал Николай II жене. Казалось бы, отличный повод зацепиться: конечно, мол, гони его, не раздумывая. Но Александра Федоровна в ответном письме только поблагодарила мужа за обстоятельный рассказ [317].

К лету 1915 года обстановка в стране накалилась. Общественность возмущалась позорным отступлением. Многие депутаты Думы или служили в армии, или ездили на фронт и видели, как русская армия гибнет, не имея не только снарядов, но даже ружей. «Священное единение» сменилось всеобщей оппозиционностью. Под давлением общественности царь отправил в отставку самых одиозных министров – военного министра Сухомлинова, министра внутренних дел Маклакова, обер-прокурора Синода Саблера и министра юстиции Щегловитова. Эти решения Николай II принял, находясь в Ставке и, соответственно, не советуясь с женой. Раз в Ставке – значит, под влиянием Николая Николаевича, рассудила Александра Федоровна и усилила натиск. Она уверяла, что великий князь специально держит царя около себя, чтобы управлять им. А слушаться Николая Николаевича ни в коем случае нельзя, ведь «он далеко не умен и, раз он враг божьего человека (Распутина. – Г. С. ), то его дела не могут быть успешны, а мнения правильны». Впрочем, «если надо, чтобы он оставался во главе войск, ничего не поделаешь». Пусть «все неудачи падут на его голову». Плохо только, что «во внутренних ошибках – будут обвинять тебя, потому что никто внутри страны и не думает, что он царствует вместе с тобой» [318].