Феликс Медведев - Мои Великие старухи

– Вы сильный человек…

– Да, представьте, столько перенести болезней, второй рак переживаю. Но, если честно, устала от операций, вот еще и шейку бедра сломала. В Пасху, 30 апреля, три года назад засмотрелась на пасхальную передачу и уснула. Телевизор разбудил меня противным сигналом, я вскочила, чтобы выключить, и упала.

– А кто сильнее – вы или Александр Исаевич?

– Нет, я хоть и храбрюсь, но сравнивать себя с ним не смею.

– Правильно то, что Александр Исаевич отказался принять из рук Ельцина орден Андрея Первозванного?

– По-моему, нет… Впрочем, мне сейчас уже труднее стало судить о тех или иных вещах. Ведь все надо взвешивать, анализировать. Раньше у меня была чистая голова, какое-то обостренное мышление. Сейчас некоторые вещи как в тумане.

– А надо ли было Солженицыну возвращаться в Россию?

– Нет! Но это был бы уже не он, если бы не вернулся.

– Сохранилась ли ваша переписка и где хранятся письма? Ведь это письма великого человека.

– Во время войны Саня письма нумеровал, сохранилось более двухсот. Некоторые я использовала в своих книгах, их у меня шесть. Десять лет назад я передала их в архивы Москвы и Ленинграда, Пушкинский дом мне кое-что даже заплатил. А Москва – нет. Тогда-то у меня деньги были, все-таки от Солженицына я получала доллары. Дело не в деньгах, все кругом шаталось, а мне важно было сохранить его письма для потомков. А конспирации мы учились одновременно.

– Вы сходились с мужем характерами?

– Да, очень сходились. Даже трудно сказать, в чем мы расходились.

– А как, по-вашему, когда он стал известным писателем, общественным деятелем, – изменился?

– Да, когда начали широко печатать, стал меняться. И по отношению ко мне, и вообще…

– Значит, правда, что слава портит любого человека?

– Думаю, что да. Во всяком случае, я по отношению к нему не менялась, а он стал другим.

– Когда он все же один-единственный раз вам позвонил, чтобы поздравить с днем рождения, как выдержало ваше сердце такую эмоциональную нагрузку?

– А я только и смогла произнести: «Боже мой!» Голос у него не изменился, такой же быстрый, молодой. Но когда я иногда в свой монокуляр вижу его крупное лицо по телевизору, я твержу: «Нет, это уже не мой Саня».

Мне показалось, что Наталья Алексеевна устала, речь ее становилась все медленнее… И хотя она готова была еще продолжать разговор, я стал прощаться.

– Вы просмотрите наше интервью перед публикацией? – спросил я собеседницу. Ответа я уже не услышал. Решетовская заснула. Я уверен, что в эту ночь ей приснился навечно любимый человек. Саня, Александр Исаевич Солженицын. Великий писатель XX века. Ее муж, ее гордость, ее боль, вся ее жизнь.

2002

Если честно, я не предполагал, что мои разговор с народной артисткой РСФСР Екатериной Васильевой будет столь неожиданным, даже шокирующим. Шел на назначенную встречу в Дом кино с неким предубеждением, и вопросы, которые пришли мне в голову, касались в основном светской биографии и творчества популярной актрисы. «Что ж, – думал я, – молва хоть и твердит, что Васильева на какое-то время уединялась в монастыре, но потом ведь вновь стала появляться на сцене. Временное увлечение, вызванное разочарованием, или, наоборот, какой-то пресыщенностью, – такое бывает».

И мне вспомнилась талантливая, яркая игра Васильевой и в Театре имени Ермоловой, и в «Современнике», и во МХАТе, и в знаковых спектаклях «Валентин и Валентина», «Чайка», «Дядюшкин сон», «Господа Головлевы»… Ее роли в кинофильмах «Бумбараш», «Обыкновенное чудо», «Визит дамы», «Двадцать дней без войны» и во многих других, запомнившихся именно характерной игрой самобытной артистки. Я даже не знал, заговаривать ли с Екатериной Сергеевной, ныне казначеем храма Софии Премудрости Божией в Средних Садовниках, на необычную и непростую тему ее отношений с Богом. Вдруг обидится? Ведь это вторжение постороннего в личную и деликатную сферу.

Но оказалось, Бог послал мне удивительно интересного, тонкого и глубокого собеседника.

– Не все знают, что вы дочь известного советского поэта-коммуниста Сергея Александровича Васильева. Как же так вышло, что вы пошли «иным путем» и стали служить Богу?

– Да, но не все знают, что семья родителей была религиозна, что мой дед был старостой в одной из курганских церквей. К сожалению, мои родители разошлись. Это было в 1957 году, и меня сразу отправили в пионерский лагерь, а мой младший брат Антон оказался в детском саду. Мы вполне почувствовали на себе ужас от развода родителей, ощутив себя полусиротами. Уверена, что многие трагедии нашего времени идут из обездоленных, неудачных семей.

Мое поколение, а если более узко – дети писательского, актерского круга, – почти все «разводники». Развод тогда считался банальным делом – как женился, так и развелся. Кстати говоря, уже позже, став воцерковленным человеком, я узнала, что клеймо распада семьи переносится на последующие поколения.

– Не обижайтесь, Екатерина Сергеевна, но с вами лично было то же самое – развод с Михаилом Рощиным. Значит, все сходится?

– Да, сходится. Я в точности повторила историю мамы, я, как и она, была инициатором развода. Когда папа с мамой разошлись, я с братом лишилась многих благ, и мы ушли в никуда. Да, позже я сделала необдуманный, больше, наверное, эмоциональный жест, уйдя от Михаила Рощина. Уйдя снова в никуда.

– Ваш сын Димитрий – сын Михаила Рощина?

– Да, Димитрий единственный мой ребенок, и я помню очень хорошо: когда после развода мы вышли из зала суда, то впереди нас весело и счастливо бежал ничего еще не понимавший пятилетний мальчик. Я часто вспоминаю тот день, хотя лучше к таким трагическим воспоминаниям не возвращаться. Позже многое сгладилось. Мы рвали сына на части, каждый хотел владеть им безраздельно, но потом смирились, снова сдружились, простили и стали как бы заново любить друг друга. Но уже по-христиански.

– Хорошо, что вы говорите обо всем этом накануне 8 Марта.

– Как же я ненавижу этот праздник! Он ужасен, его придумала Клара Цеткин [26]на горе всем женщинам.

– Не совсем понимаю вашего гнева…

– Во-первых, этот праздник всегда попадает на Великий пост, а самое главное для меня – как бы неслучайное совпадение двух дней, один из которых, праздничный, символизирует победу женщины над Богом. Эмансипация разрушила все представления о женщине, я считаю ее одним из самых жутких новообразований современного общества, апофеоз которого – праздник 8 Марта. Мы воспитывались на том, что женщина – все. А что мужчина? Придя в храм, я познала, что муж – это глава семьи, защитник и кормилец, а жена только помощница и опора. И я уже много лет живу с этим другим отношением к мужчине, начиная со священника, которому мы целуем руку, берем у него благословение, и кончая неким преклонением перед всеми без исключения мужчинами.