Николай Кузнецов - Накануне

Я получил это согласие лишь после личного доклада И. В. Сталину. Поэтому мы перебазировали под Ригу часть легких надводных сил и подводных лодок буквально за несколько недель до начала войны. Но и после этого в Либаве осталось еще много наших кораблей.

При массированных налетах вражеской авиации и быстром наступлении сухопутной армии на город они оказались в крайне тяжелом положении и понесли значительные потери. Когда положение Либавы стало безнадежным, корабли, находившиеся в ремонте и лишенные возможности выйти в море, пришлось уничтожить.

Разумеется, посетив Либаву впервые, я не мог предугадать, как там могут сложиться дела, но меня не покидало беспокойство за базу. Оно не уменьшилось и после осмотра ее акватории, торгового порта, города. Акватория оказалась мала, корабли стояли скученно, как на «пятачке». Рассредоточить их было трудно. А у меня после войны в Испании и хасанских событий постоянно возникал вопрос: «Что будет с кораблями в случае воздушного налета?»

Для обороны Либавы с моря строились береговые батареи. Работы шли полным ходом. Видно было, что базе обеспечена надежная защита с моря. Но с сухопутным направлением дела обстояли неважно. Командир базы своих войск не имел, а армейские части стояли далеко. Мы с комфлотом решили добиваться усиления сухопутного гарнизона. Не сразу нам это удалось, но в конце концов настояли на своем — в Либаву была направлена 67-я стрелковая дивизия. Однако вопрос о взаимодействии сухопутных частей с военно-морскими силами до конца решен не был. Мы — Наркомат ВМФ и Наркомат обороны — дали лишь общие указания на сей счет. А ведь успех военных действий зависит от того, насколько продумана, предусмотрена каждая деталь.

День, проведенный в Либаве, был насыщен делами, и только поздно вечером мы отправились на машинах в Ригу, чтобы наутро попасть в Усть-Двинск, а оттуда выйти на эсминце в Куресаре, что на острове Эзель. Лишь мельком я увидел в тот раз Ригу, очень красивый, зеленый город, приятно удививший меня изумительной чистотой улиц. Набережная Даугавы показалась мне похожей на набережную Невы в Ленинграде. Конечно, хотелось бы осмотреть город, но времени совсем не было. Пришлось отложить это до более спокойных дней. Не скоро они наступили…

В устье Даугавы многое останавливало взгляд военного моряка: старые крепостные сооружения позволяли разместить склады и мастерские довольно крупной базы, а река, широкая и разветвленная, была удобна для рассредоточения кораблей. Благодаря выходам из Рижского залива на север — через Моонзунд и на запад— через Ирбенский пролив военно-морская база была выгодной и в оперативном отношении. Правда, у нее есть и свои минусы: залив зимой замерзает, выход на север мелководен. Но в общем это хорошее место для базирования малых кораблей и даже крейсеров.

Помнится, мы ездили и ходили по Усть-Двинску под палящим солнцем. Был август. Но даже в этих дождливых местах стояла прекрасная погода. Говорили, что на Рижском взморье самый сезон, но нам было не до купания. Уже к вечеру эсминец доставил нас на остров Эзель (Сарема). Проголодавшись за долгий день, мы в Куресаре за ужином набросились на жирных и необычайно вкусных угрей…

Эзель — большой остров, здесь много мест, которые следовало осмотреть, а в нашем распоряжении был всего один день. Назначили выезд на батареи с рассветом. По возрасту самым старшим среди нас был Лев Михайлович Галлер. «Тяжело ему будет»,— подумал я и решил дать ему хоть немного отдохнуть.

— Останьтесь в Куресаре,— говорю, — свяжитесь с Москвой. Надо узнать, что делается на флотах. Но куда там! Льву Михайловичу тоже хотелось видеть все своими глазами. На следующее утро он поднялся раньше всех, успел связаться с Москвой, получил последние сведения от оперативного дежурного по Главному морскому штабу, и, когда я встал, он, уже выбритый, доложил мне обстановку.

Целый день командир базы С. И. Кабанов возил нас по строящимся батареям. На одних работы уже заканчивались, на других — были в разгаре. Часть батарей ставилась на бетонные основания, часть — на временные, деревянные. По пути свернули к одному из сооружавшихся на острове аэродромов. Длинные взлетные полосы были уже почти готовы к тому, чтобы принять бомбардировщики. Кто бы мог тогда подумать, что через год отсюда будут подниматься самолеты Балтийского флота ДБ-ЗФ, чтобы нести бомбы на Берлин!

С. И. Кабанов

Командир полка бомбардировщиков — Герой Советского Союза Е. Н. Преображенский впоследствии рассказал мне, как, выполнив задание, они возвращались на этот аэродром нередко «на честном слове и на одном крыле», буквально с несколькими килограммами горючего в баках.

— А все-таки мы первыми нанесли удары по логову фашистского зверя — с гордостью заключил он.

Е. Н. Преображенский

Почему-то сохранилось в памяти, как, проезжая по самому берегу острова, мы обратили внимание не десять старых рыболовецких лодок. Они лежали перевернутыми около кустов, в сотне метров от берега.

— Какое старье! — заметил я, удивленный, почему их не используют хотя бы на дрова.

— Это кладбище,— услышал я в ответ.

Оказывается, старые рыбацкие лодки по традиции здесь не переводятся на дрова, а сохраняются как памятники, в хорошем значении этого слова. Хозяин отдает им должное за долгую и честную службу. Ведь они служили ему десяток и более лет, возможно, не раз спасали его от гибели в жестокие штормы. И вот они, отслужив свой срок, аккуратно сложены в ряд — отдыхают.

Сохранился ли этот добрый обычай?

Возвращались на машинах. Вечерело… Я сидел рядом с шофером и изредка обращался то к Галлеру, то к Трибуцу. Вдруг тот и другой замолчали. Оглянувшись, увидел, что оба спят, склонив головы набок. Измучились за эти дни: ведь когда я уходил отдыхать, у них обычно еще находились дела… Однако долго дремать им не пришлось. Машины остановились. Перебравшись на пароме через узкий пролив на материк, мы продолжали свой путь.

Лев Мйхайлович Галлер оживился, вспомнил, как в молодые годы, еще в небольших чинах, он служил здесь. Я стал расспрашивать его. Хотелось побольше узнать об этом интересном человеке. Меня удивляло, почему он так и не завел семьи. Что произошло в его жизни? Прежде спрашивать не решался, да и он избегал личных тем. Сейчас он красочно рассказывал о стоянках царского флота в Ревеле, сравнивал простых в обращении, гостеприимных эстонцев со сдержанными, хмурыми, хотя и отменно вежливыми финнами. Потом, видимо вспомнив что-то касавшееся его самого, сразу остыл, снова, как говорится, застегнулся на все пуговицы и умело перевел разговор на служебные темы.