Алексей Шишов - Генерал Дроздовский. Легендарный поход от Ясс до Кубани и Дона

— А как выглядит черковский штаб?

— Там царит хаос от того, что в дела его начальника вмешиваются миллионы людей, претендующих на право все знать и распоряжаться.

— Но штаб, как нам сказали, состоит из людей военных?

— Это так сказали. А на самом деле там полно людей гражданских, представителей разных партий и рабочих организаций.

— Надолго задержимся в Бердянске?

— Нет. Хотелось бы дать здесь отдых бойцам на день-два. Да не получится у нас такая дневка на Азовском море.

— Почему, Михаил Гордеевич? Ведь в гостеприимстве местному Союзу увечных воинов отказать нельзя.

— Не то слово, Войналович. Памятник надо здесь поставить инвалидам Великой войны, что они здесь взялись за оружие. Но за нами идут германцы, гайдамаки и вроде бы эшелон австрийцев. Это их зона оккупации.

— Опять отрываемся от них?

— Да, такой мой приказ по бригаде будет. А пока надо пополнить казну деньгами — если получится. Достать у местных властей провиант, сахар, разжиться патронами, пулеметными лентами.

— Комендатуру в Бердянске на эти дни учреждать будем?

— Да. Приказом моим и полковника Черкова объявить город на военном положении. Бердянским комендантом назначить Жебрака. Подчинить ему третью стрелковую роту, что вошла в Бердянск, броневик и мотоциклеты. Открыть вербовочное бюро.

— Каков будет приказ остальной бригаде?

— Сосредоточиться в колонии Ивановке. Это по карте, а местные называют Ивановку почему-то Куцаем. И всем отдыхать. Дон уже близок…

В тот же день на имя командира отряда русских добровольцев пришли по телеграфу извинения насчет того, что австрийский эшелон не смог прибыть своевременно, чтобы помочь в освобождении города от большевиков. Дроздовский, прочитав телеграмму, сказал Войналовичу:

— Для нас это опять зарез. Как было в Мелитополе.

— Может быть, попробовать остановить на день-два эшелон с австрийцами?

— Можно и очень нужно. Попроси от меня полковника Черкова дать ответную телеграмму, что, мол, отряд добровольцев стоит в Бердянске, море чисто, помощь не нужна.

— Будет сделано в течение часа. Сам составлю ответ.

— Как дела у Жебрака?

— Роту разместил в городской гимназии. Там же комендатура и вербовочное бюро.

— Хорошо. Надо проследить за отправлением телеграммы. Нам так нужны эти день-два отдыха именно здесь…

Однако этим надеждам о спокойной дневке не суждено было сбыться. Утром следующего дня проснувшемуся Дроздовскому дежурный офицер штаба бригады отрапортовал:

— Михаил Гордеевич, австрийцы уже в Бердянске. Телеграмму нашу начальник их эшелона получил.

— Надо же, такая на нас напасть! Как себя ведут австрийцы?

— Пока заняли только один вокзал. В порту их патрулей нет. А вот несколько гайдамацких офицеров…

— Не тяни, говори.

— Они уже устроили свою гайдамацкую комендатуру и поставили караул к кассе военно-промышленного комитета.

— Ясно. В кассе ведь двадцать два миллиона рублей. Учуяли, что нам местные власти деньги в бригадную казну пообещали. Ладно, прикажи водителю готовить автомобиль в город. Поеду знакомиться. Надо выяснять наше положение.

— Что передать полковнику Жебраку?

— Ему офицерскую роту держать на всякий случай в готовности. Броневик подтянуть к комендатуре. Вербовочное бюро не закрывать…

Дроздовский прибыл на вокзал и представился начальнику австрийского эшелона Тот сразу сказал, что его патрули займут Бердянск только после ухода из него русских добровольцев. Гайдамаков, как выяснилось, не набиралось и на роту. Поэтому с их назойливостью и категоричными требованиями, „последними предупреждениями“ можно было молчаливо не считаться.

После визита на железнодорожный вокзал Михаил Гордеевич поехал в совет местного Союза увечных воинов. Там его встретили самым доброжелательным образом. За накрытым по такому случаю столом помянули погибшего в порту старшего унтер-офицера Апанасенко, который в день свержения советской власти командовал восставшими.

После короткого, по-фронтовому, застолья Дроздовский открыто переговорил с инвалидами-фронтовиками, часть которых была офицерами:

— Нам, белым добровольцам, нужна ваша помощь на завтра.

— Мы ее вам дадим. Что надо?

— Провиант, прежде всего хлеб в муке и сахар. Сахару желательно бы пудов шестьсот.

— Хлеб есть на складах в порту. Там же и сахарные запасы. Все дадим, сколько сможете взять с собой.

— Отлично, братцы. Еще нужны патроны, шинели, воинская амуниция и сапоги, прочее к сему. Мне надо одеть и обуть ваших бердянских добровольцев, что уходят с нами на Дон. Их уже человек семьдесят записалось.

— И это найдем, хоть с себя снимем.

— Еще нам нужны снаряды. Мы их по пути частью запаса поизрасходовали. Найдутся в порту?

— Есть, но только к горным пушкам. В конце семнадцатого у нас в порту партия их в тысячу штук застряла каким-то образом.

— Вот это находка. Берем всю тысячу…

Бердянский совет увечных воинов оказал белым добровольцам действительно неоценимую помощь. Тылы пополнились провиантом Из портовых складов забрали всю тысячу снарядов к горным орудиям. Нашлись и патроны в достатке, обмундирование, обувь. Гетманская комендатура такому опустошению складов в бердянском порту помешать не смогла, поскольку порт продолжали охранять вооруженные инвалиды, имевшие всю полноту военной выправки, сплоченные и дисциплинированные люди.

Не нашлось разве что медикаментов, а в отрядном лазарете закончился даже „прозаический“ йод. Бинты медицинские сестры стирали и перестирывали, вываривая их в котле.

Все же насолить белым русским добровольцам комендант-гайдамак несколько сумел. Он заявил в порту, когда его „разгрузка“ дроздовскими интендантами уже завершалась:

— В Бердянск прибыл германский эшелон. Я получил полное доверие его начальника. Поэтому вывоз сахара запрещаю: он украинский, а потому не для русских офицеров, которые не подчиняются Центральной Раде.

Так „дрозды“ на дорогу вместо шестисот пудов сахара получили только сто. Применять силовой нажим в вопросе о сахаре Дроздовский запретил. Военный конфликт в умиротворенном Бердянске его бригаде был бы совсем не кстати.

Однако Михаил Гордеевич проявил немалую твердость в „бодании“ с петлюровцем, когда вопрос зашел о лошадях, которых белые забирали в городе. Речь, разумеется, шла не о частном имуществе. Все началось с разговора со штабс-капитаном Абальянцем.

— Господин полковник, ко мне в штаб явился этот гайдамак с какой-то телеграммой из Киева и потребовал, чтобы мои инвалиды забрали у белых, то есть у вас, всех городских лошадей.

— А вы что ему на это ответили?

— Показал комбинацию из трех пальцев.