Павел Перец - От косяка до штанги

Не вылезая из воды, мы прилегли на берегу, замаскировавшись под представителей отряда земноводных. Целуя свою потенциальную избавительницу от номинального мальчишества, я судорожно соображал, какая конструкция, составленная из двух тел, наиболее подходит в данной ситуации. Казалось, что мурашки бегают по внутренней стороне кожи. А по мне тем временем бегал луч прожектора.

Любая военная калоша, бороздящая моря и океаны, оснащена, помимо матросов, кока и трюмных крыс, световой системой, которой бы позавидовал любой устроитель многосуточного open air. Эта система по ночам защищает корабль от врагов (судя по всему), освещая территорию вокруг себя. Если вы смотрели хоть один советский фильм про войнушку, то наверняка видели сцену ночной высадки морского десанта. Свист пуль, колючая проволока, ножи лучей прорезают густую темень хоть-глаз-выколи ночи. Вот такой нож, который шарился по водной глади матушки-реки, распорол сэндвич, слепленный из двух молодых туловищ. Сразу после того, как доблестные матросы обнаружили тандем «полуголый мальчик – полуголая девочка», с борта корабля, словно якори, посыпались тяжеловесные возгласы типа «давай!», «парень, мы сейчас поможем!» Это поспособствовало нашему скорейшему удалению из воды.

Казалось, что в эту ночь я так и не буду посвящен, но у Наташи разыгрался аппетит, который, как известно, приходит во время процесса поглощения пищи. Пищей был я. Мы направились за душевые кабинки, где я постелил на траву строевку (куртку строительного отряда, символизирующую все понты стройотрядовской жизни). Две юные задницы еле уместились на матерчатом островке цвета хаки. Ничего не получалось, я как подслеповатый щенок пытался обнаружить мамкину титьку. Наташа взяла инициативу в свои руки, ноги и все остальное. В самый ответственный момент откуда-то сверху донесся голос лагерного доктора:

– Ну-ка, завязывайте.

Пришлось завязать. До поры до времени. Период teen стартовал.

Сложно было привыкнуть к валявшимся повсюду тушкам осетров. Методы их отлова даже варварскими не назвать. Берется электрод, который используют в своей работе газосварщики. Конец его загибается и заостряется. Такие крюки привязываются к толстой леске (либо веревке), и получившаяся гирлянда натягивается поперек реки ближе к берегу. Рыба идет на нерест, проходит через заградительные железные водоросли, цепляется за них, и остается болтаться в воде, пока браконьер не вытащит ее на берег. Там он вспарывает ей брюхо, вынимает икру, похожую на черное сердце. А больше ему от рыбы ничего не надо. Как и охотнику за бивнями больше ничего не надо от слона. Все мужчины здесь либо отсидели, либо сидят, либо готовятся присоединиться к первым двум категориям за браконьерство. Особо выделяю этот факт, потому что благодаря ему, я был избавлен от некоторых домогательств.

Девушки занимались разводом местного мужского населения, что потом сказывалось на мужском населении лагеря.

Местное мужское население ближе к вечеру наведывалось к баракам, зазывая участниц помидоросборки на гостинцы. Участницы зазывались, уходили с местным мужским населением в местные зеленые насаждения, где угощались тающим на языке балыком и рассыпчатой икрой. А потом цинично уходили, оставляя местное мужское население наедине со своими желаниями. Местное мужское население от этого страдало, но решало, что в следующий раз звезды на небе расположатся в ином порядке, и удача скривит свою улыбку, мелькнув где-то поблизости. Но в следующий раз все происходило, как и в предыдущий, как и во все последующие. Девушки поедали приносимые дары, выпивали домашнее вино, и удалялись навстречу сну и утренним тяпкам. Неудивительно, что глаза местного мужского населения постепенно наливались кровью, как глаза быка на корриде. Кровь начинала бурлить, просясь наружу. Последствия этих процессов мы ощущали на себе в виде тучных взглядов, якобы ненамеренных толчков в спину и явных намеков, что в последнюю ночь нас всех перережут, предварительно совокупившись с каждым в отдельности.

Про эту последнюю ночь ходили легенды на подобие страшилок, которые рассказывают друг другу дети в пионерских лагерях. Мол, были случаи, когда приходилось заколачивать двери и окна, как это делал главный герой повести «Птицы» Дафны дю Морье, и отсиживаться до утра внутри бараков. Половина девушек собиралась ночевать у нас в палате, опасаясь за свое здоровье. Мы же отпиливали у кроватей ножки, запасались гвоздями и молотками, готовясь к обороне. Потому что с какого-то момента стало небезопасно ходить в туалет, который отстоял от лагеря на небольшом расстоянии. Кучки сидящих на корточках субъектов отпускали в нашу сторону реплики, после которых складывалось ощущение, что сейчас начнется кулачное месиво.

Эти люди говорили по-русски, но смысл их речи был скрыт от собеседника еле заметным акцентом и полным раздраем в голове говорящего. Они были готовы порвать нас на части. Их можно было понять. Живешь тут себе, браконьеришь потихоньку, мастурбируешь на первую полосу журнала «Работница», и вдруг приезжает двести молоденьких русских девушек, которые ходят в одних купальниках, раздражая зрение, потребляют браконьерскую икру, а отдаваться не хотят. И так два месяца.

Матросня, благодаря которой мой первый половой акт оказался прерванным, решила затеять дискотеку. Под открытым небом. С мощным звуком (на корабле, оказывается, имелась аппаратура). Наша пропахшая арбузами палата, которая была крайней во всех смыслах, стала источником электроэнергии. Розеток в бараке не было, и чтобы заиметь счастье прослушать магнитофон или вскипятить чай, нужно было разобрать выключатель и присобачить нужные проводки к нужным клеммам. Соответственно, свет, на тот период, пока розетка используется не по назначению, глох.

Вечерком в субботу поляна перед столовой превратилась в танцпол с примятой травкой. Боцман, к вокальным данным которого нельзя было применить понятие «голосовые связки», поскольку их уже давно развязали медицинский спирт и папиросы, выступал в роли ди-джея, хрипя в микрофон, как астматик во время приступа. Девушки принарядились, юноши помыли ноги. Вечеринка носила полуаристократический характер.

Пришли молодые люди с окрестных деревень (поселков, селений, аулов). Среди них был один с нерусским именем. Мистер Х. У него было лицо, за которым сразу же начинались оттопыренные уши. С мистером Y они направились к нам в палату, где застали меня за интимным процессом подстригания ногтей на ногах. Освещала меня свечка для торта (лампочка была умерщвлена на время дискотеки). Мистеры прикрыли за собой дверь и, собирая в полумраке остатки трезвости, стали предъявлять мне претензии о качестве полового обслуживания местного мужского населения питерскими барышнями. Я хотел было отшутиться, уже прицеливаясь к выходу, поскольку компания эта вызвала у меня неприятные ассоциации. Мистер Х пошарил по тумбочкам, схватил какой-то предмет и приставил мне его к горлу. Это была классическая открывашка, которая между ребер не пролезла бы, но кровь с ее помощью пустить можно запросто.