Евгений Фирсов - Т. Г. Масарик в России и борьба за независимость чехов и словаков

Более развернутый отклик Павлу о революции в России содержался в письме от 5 марта 1917 г.: «Переворотом руководили великолепно. Теперь – за новые дела. Милюков вчера заявил Штефанику: “С Дюрихом вообще не будем разговаривать. Мы заинтересованы в сильной позиции Национального совета здесь и за границей. Сделаю для Вас все возможное”. Штефаник подал ему прошение об открытии филиала Нац. совета. Зрелость русской общественности значительно большая, чем наша. Мы работали в свинской среде, но и в собственном свинстве. Но бог с ними. Да здравствует новая эпоха!» [162]

Во второй половине марта Б. Павлу дополнительно сообщал, что Й. Дюрих уже отставлен, а деятельность его Народного совета приостановлена.

Тогда же (17 марта 1917 г.) Корпусом сотрудников [163]при правлении Союза в лагеря было направлено очередное Обращение к военнопленным чехам и словакам, гектографический оттиск которого также хранится среди материалов Папоушека в архиве ГИМ. Очевидно, что документ разрабатывался непосредственно с помощью Б. Павлу и что в нем реализовывались полученные от него наказы. Обращение начиналось с разъяснения так называемого «дела Дюриха» и вопроса об отношении к Совету Дюриха различных течений чешско-словацкого землячества. Особый упор в документе делался на необходимость подчинения единому политическому руководству, «таковым мы считаем Чешско-словацкий национальный Совет в Париже с проф. Масариком во главе» [164]. В обращении содержался также анализ двойственной политики по отношению к обоим Советам – Масарика и Дюриха – со стороны правления Союза чешско-словацких обществ в России. И в завершение были четко сформулированы требования Корпуса сотрудников-военнопленных, направленные на нейтрализацию влияния Дюриха:

«1) Мы признаем Чехословацкий национальный совет в Париже во главе с Масариком своим единственным правомочным политическим лидером, за которым готовы следовать и словом, и делом. И поскольку Дюрих был исключен из Совета, мы не можем признавать его и доверять ему; мы не можем также признавать созданную им сепаратистскую организацию;

2) Требуем, чтобы все общества в России находились в организационной связи с Советом Масарика…;

3) Требуем, чтобы военнопленные (как добровольцы, так и на работах и в лагерях) получили возможность влиять на решение всех наших дел посредством делегатов, избираемых согласно численности и значению;

4) Политика должна иметь прогрессивную направленность;

5) Важнейшим пунктом в нашей программе является создание Чешского войска, в которое вступили уже все члены Корпуса военнопленных при правлении Союза чехословацких обществ.

Если Вы одобряете нашу программу, сообщите об этом по адресу: Киев, Рытарская ул., 29, кв. 8. Халупа. Киев, 17.III.1917» [165].

Чтобы заручиться поддержкой провинции, в места пребывания военнопленных чехов и словаков несколько ранее из центра была направлена телеграмма следующего содержания: «Телеграфируйте срочно Милюкову заявление в пользу Масарика против Дюриха. Присылайте обещанный акт. Шебеста, Папоушек, Халупа» [166]. Сохранился также черновик одной телеграммы (на русском языке) из лагеря в Тюмени, который повторял заданный центром текст: «Господину министру иностранных дел Милюкову. Петроград: от имени военнопленных чехов и словаков имеем честь сообщить, что подали жалобу на бывшего депутата Дюриха и правление Союза [по] поводу их деятельности, идущей вразрез интересам славянства, особенно Чехии, и направленной против единства освободительной борьбы всех зарубежных чехов и словаков (после чьей-то правки окончательный вариант: чехо-словаков. – Е.Ф.) и тем самым против демократических принципов политики нашего, всеми и всем чешским народом признаваемого вождя проф. Масарика. Надеемся, что правительство свободной России поддержит единство всех чехословаков России с Чешско-словацким национальным советом во главе с защитником права и свободы Масариком. Шейд, Студенка, Страка, Бауэр, Кулфанек, Кур, Запрашил» [167].

Однако в приписке к письму на чешском языке за подписью Страки в Корпус военнопленных при Союзе выражалось сомнение в необходимости отправки в центр телеграммы подобного рода. Авторы письма из Тюменского лагеря считали, что «с жалобой на Дюриха, по нашему скромному мнению, стоит подождать, пока самим не удастся убрать сор из чешской избы» [168]. Иными словами, военнопленные чехи и словаки осмысленно и критически (отнюдь не слепо) подходили к направляемой в их адрес информации и инструкциям из центра и открыто высказывали свое мнение. В процитированном выше письме подчеркивалась огромная ответственность, которая лежит на всех деятелях землячества перед потомками и историей.

Переписку Павлу с Папоушеком завершает обширное письмо на нескольких страницах от 25 марта 1917 г. Автор его сообщал Папоушеку о попытке председателя Союза чехословацких обществ В. Вондрака в новых условиях взять на себя бразды правления всем движением чехов и словаков в России в противовес Масарику, отстаивавшему главенство Чехо-словацкого совета в Париже и линию на единство чехов и словаков, независимо от их места нахождения. Существенной поддержкой петроградскому течению на заключительном этапе борьбы с правлением Союза и Дюрихом за влияние на чехов и словаков в России стала весьма категоричная телеграмма Масарика, посланная уже после революции, 24 марта 1917 г., которую имел в своем распоряжении Папоушек: «Вондраку в

Петроград. Никакого оппортунизма и превышения Ваших полномочий. Политические шаги, касающиеся всех землячеств и народа, принимать только в согласии со мной. Союз (обществ. – Е.Ф.) – лишь для России. Прежде всего святое единство. Сотрудничество с петроградским меньшинством. Протестую решительно против официальной поддержки, оказываемой Дюриху. Договоритесь со Штефаником. Настало время наконец работать как следует и лояльно по отношению ко всем. Прошу регулярно информировать. Привет. Масарик» [169].

Как показывает анализ источников, на начальном этапе освободительной борьбы чехов и словаков в годы Первой мировой войны в России, в них чаще употреблялся термин «чешский», хотя зачастую, или как правило, в него вкладывался «чешско-словацкий» смысл. Лишь во второй половине 1916 г. наблюдается более обдуманный подход к национальной терминологии, что, на мой взгляд, отражало новый этап борьбы за единство различных ветвей чешского и словацкого движения в России. Эту борьбу возглавили именно представители «петроградского течения» во главе с Б. Павлу, который тогда считал себя также представителем словацкого движения.

В документах того времени и переписке деятелей русского землячества чехов и словаков (из Союза чехо-словацких обществ в России) со второй половины 1916 г. часто встречается термин «чешско-словацкий» или «чешско словацкий» без дефиса и лишь изредка по инерции используется термин «чешский», но уже как синоним «чехо-словацкий». Причем представители «русских» чехов и словаков предпочитали употреблять слово «чешско-словацкий», а не «чехо-словацкий».