Евгений Фирсов - Т. Г. Масарик в России и борьба за независимость чехов и словаков

Материалы Союза обществ и Корпуса сотрудников военнопленных при правлении Союза (т. е. из круга тех, кто непосредственно знал атмосферу на местах и вел среди военнопленных пропаганду) говорят о том, что словацкое самосознание не было таким неразвитым, как это утверждала часть легионерских деятелей в России (и особенно в ЧСР после их возвращения на родину). Например, один из них в заметке «Словаки» (середина 1916 г., писал, что из сотен словаков, которых он близко знал, «лишь незначительная часть с гордостью считала словацкий язык своим. Дома у них говорят по-словацки, молятся по-словацки, но сами они, мол, не славяне, а венгры! Таковы уж словаки в плену – и нужно открыто признать эту горькую правду… Лишь изредка приходят письма от наших доверенных в лагерях, в которых бы говорилось о сознательных словаках, желающих предоставить себя в распоряжение нашей акции по освобождению чехословацкого народа» [170].

В легионерской литературе 20-х гг. и чехо-словакистской историографии (в частности, можно указать работы участника движения Ивана Марковича) делалась попытка отрицать, что одной их причин, приведших к миссии Штефаника (а несколько ранее – Й. Дюриха) в России был словацкий сепаратизм и необходимость в связи с этим урегулировать взаимные отношения среди «русских» чехов и словаков. Факт, однако, что именно урегулирование словацкого вопроса, наряду с военным и другими вопросами, входило в задачи русской миссии как представителя Чехословацкого национального совета М. Штефаника, так и представителя американской Словацкой лиги Г. Кошика в ходе их турне по России в годы Первой мировой войны. В одной из своих поздних исторических работ Папоушек среди назревших в 1916 г. в русском землячестве чехов и словаков проблем называл «трудности со словаками-сепаратистами во главе с проф. Квачалой» [171].

Так что заявление Г. Кошика в одном из интервью 1916 г. в России, что чехи и словаки уже имеют сознание единого народа, было скорее стремлением выдать желаемое за действительное [172].

Дополнительного исследования требует позиция делегата от американской Словацкой лиги в России Г. Кошика, поскольку чешские деятели в России трактовали его миссию, исходя из своих соображений. О неоднозначности позиции Г. Кошика упоминал в своих работах тот же И. Маркович: «Пропагандисты русско-словацой ориентации стремились упрочить свои позиции также в «Словацкой лиге» и склонить на свою сторону Кошика. Когда им этого сделать не удалось, они очернили последнего перед «Словацкой лигой» в Америке; Лига направила ему послание, в котором упрекала Кошика в том, что он находится под влиянием односторонних чешских взглядов, якобы тяготеющих чрезмерно к Западу и недооценивающих значение и вес России» [173].

После долгих и нервных, как отмечают современники, переговоров М. Штефаника как с Й. Дюрихом, так и с правлением Союза чехо-словацких обществ в России, под нажимом М. Штефаника (при действенной помощи Б. Павлу, Я. Папоушека и петроградского течения в целом) произошла привязка словацкого вопроса к отчетливо чехо-словакистской линии парижского Чехо-словацкого национального совета. Это нашло отражение в известном документе того периода – в так называемом «Киевском пакте» (август 1916 г.), провозглашавшем единство чехо-словацкого народа. В нем подчеркивалось: «Чехи и словаки отдают себе отчет в том, что они тесно связаны между собой как своими жизненными интересами, так и культурой, и особенно кровными узами, и они намерены стать единым политически неделимым и свободным народом под защитой и протекцией Антанты. Этот народ питает абсолютное доверие к России» [174]. Пакт, под которым наряду со Штефаником свои подписи поставили также Дюрих и Кошик, имел большое значение для укрепления единства освободительного движения чехов и словаков. Однако документ не был признан МИД России и не мог иметь реальной силы. Как вскоре обнаружилось, Дюрих не придерживался договоренностей.

По-военному категоричная позиция майора французской армии М. Штефаника сделала свое дело, съезд так и не состоялся, а вместе с тем исчезли какие-либо планы создания в России самостоятельной словацкой организации. Досталось и словацкому профессору Квачале (и словацко-русскому, или русско-словацкому обществу памяти Людовита Штура в целом) [175], подвергшему ранее в своей записке сомнению саму идею объединения чехов и словаков в едином государстве. В ходе встречи с ним Штефаник также был настроен весьма решительно. По свидетельству современников, Штефаника не видели еще «настолько разъяренным и возбужденным, как после выяснения с профессором Квачалой взглядов на первой и последней их встрече в Петрограде» [176].

Кроме того, следует подчеркнуть, что на дуалистической концепции («независимая Словакия и независимые Чешские земли объединяются в единый государственный организм») будущего государственного устройства (сформулированной в октябре 1916 г. находившимися в России представителями словацкой интеллигенции В. Гурбаном, Й. Грегором и др. под названием «Наша цель») [177]с приездом М. Штефаника упор уже не делался.

Кампания в России «Масарик или Дюрих» завершилась победой про-масариковского течения лишь в преддверии Февраля, когда было наконец достигнуто единство освободительного движения чехов и словаков в России с заграничным.

Реалии освободительной борьбы в 1916–1917 гг. приводили к тому, что движение чехов и словаков приобретало подчеркнуто национальный характер и выходило за расплывчатые рамки концептуальных формулировок всеславянского единства, славянского единения и создания так называемого всеславянского союза. Эти установки имели своих сторонников в России того времени (включая ряд представителей землячества чехов и словаков). В целом же идея «всеславянского единства», направленная на реализацию права австрийских и венгерских славян на национальное самоопределение и создание независимых государств с ориентацией на Россию тогда воспринималась неоднозначно.

Программа и линия Масарика среди «русских» чехов и словаков была реализована при активном участии М. Штефаника и его соратников Б. Павлу, Я. Папоушека (бывших учеников Масарика в Праге) и других видных представителей петроградского течения, исповедовавших идею чешско-словацкого единства. В борьбе за влияние нередко использовались командные методы воздействия при разрешении персональных и идейных конфликтов, подобно рассмотренной эпопее «Масарик или Дюрих» в России. Политическая схватка порой приобретала сугубо личностный характер, что тормозило решение таких неотложных вопросов, как освобождение военнопленных чехов и словаков в России, ускоренное формирование чешско-словацких воинских частей, и других, во всем их многообразии.