Евгений Фирсов - Т. Г. Масарик в России и борьба за независимость чехов и словаков

В конце от руки содержалась следующая приписка Н. Мамонтова по-русски: «Это письмо послано. 1) Чехословаку 2) Чехословану 3) Председателю Союза д-ру Вондраку для сведения 4) В русском переводе командиру Бригады через 1 полк. Полк. Мамонтов» [187].

Отклики и реакция из среды «русских» чехов в отношении «дела Павлу» поступали и в марте, даже после февральской революции в России, когда в национально-освободительном движении окончательно одержали верх либеральное течение во главе с Павлу и линия Масарика в целом. В этой связи приведем еще один документ, адресованный Мамонтову (уже после известного воззвания от 8 марта 1917 г. с провозглашением независимого чехо-словацкого государства): «Глубокоуважаемый господин полковник, по нашим сведениям группа, действовавшая в Петрограде против единства нашего движения, до сих пор вполне не устранена и препятствует успешной всесторонней деятельности чешско-словацкого народа в обновленной России.

Киев, 18-го марта 1917 г.

За Корпус сотрудников военнопленных при Союзе чешско-словацких обществ в России (подписи нет)

За Председателя: д-р 1осиф 1осифович Патейдль

Секретарь Инж. Ив. Ф. Шеба

Зовите всех от обособления к объединению» [188].

С Февральской революцией усилилась и поддержка чешско-словацким войском парижского центра заграничного движения Сопротивления во главе с Т. Г. Масариком. Весьма красноречивым и показательным в этом отношении является письмо – резолюция, принятая на собрании 12 роты чехо-словацкой бригады 7 марта 1917 г. и направленная в Союз чехо-словацких обществ. Видимо, эта резолюция также являлась своеобразным ответом на воззвание Чечека, однако противостояла той кампании, которая была организована против Павлу и его окружения.

В резолюции подчеркивалось, что «В вопросах, касающихся нашего будущего, мы придерживаемся точки зрения Т.Г. Масарика, который уже снискал наше доверие своей деятельностью на родине, и только его мы признаем главой нашего сопротивления. Поэтому мы против всех, кто действует помимо профессора Масарика или даже против него, и поэтому мы не можем занять отрицательную позицию в отношении петроградской оппозиции, программа которой соответствует взглядам Масарика. Мы сожалеем, что здешний Национальный Совет, депутат Дюрих и «Союз» действуют не в согласии с профессором Масариком и между ними возникли принципиальные разногласия, о которых открыто пишет российская печать. До сих пор существовала возможность участвовать в руководстве нашими делами в России лишь небольшому числу сотрудников из Корпуса военнопленных… Под прикрытием единства не должны проводиться программные разногласия и замалчиваться серьезные голоса оппозиции. Поэтому мы подчеркиваем: единственно компетентным институтом в нашей борьбе за освобождение мы считаем Чешско-словацкий Национальный Совет в Париже с профессором Масариком во главе и требуем, чтобы в России была создана организация Национального Совета, подчиненная парижскому, которая бы действовала в согласии по всем направлениям. В подобную организацию должны войти избираемые представители из военнопленных и из чешско-словацкого войска с соответствующим представительством» [189].

Как признание заслуги Н.П. Мамонтова в обнародовании Провозглашения Чехо-словацкого войска в России (впервые заявившего о создании независимого чехо-словацкого государства и признававшего бесспорным лидером в национальном движении Т.Г. Масарика) можно расценивать письмо полномочного представителя Чехо-словацкого Национального Совета Б. Чермака полковнику Мамонтову. Оно датировано 30 марта 1917 г. [190], когда после Февраля (незадолго до приезда в Россию Масарика) обстановка в национальном движении чехов и словаков уже кардинально изменилась и функционировал филиал Чехо-словацкого Национального Совета в России. Чермак сообщал Мамонтову: «Имею честь как полномочный представитель др. М. Штефаника подтвердить Вам получение Вашего письма г. Штефанику от 7 марта 1917 г., также как и Провозглашения Чехословацкого войска в России, и сопроводительного письма г. Штефанику. Оригинал Провозглашения был передан министру Милюкову. Содержание Провозглашения я телеграфировал профессору Масарику, вместе с приветом чехословацкого войска. Господин Штефаник отправился во Францию, куда его призвали национальные обязанности. Но на его место вскоре прибудет профессор Масарик, который несомненно воспользуется возможностью для того, чтобы всем вам, чехословацкому войску на фронте, выразить свою благодарность за оказанное ему доверие, с каким он был провозглашен диктатором. Разрешите мне выразить свое удовлетворение по поводу того, что в последнее время наконец наступает согласие чехословацкой общественности как на фронте, так и в тылу. Мы надеемся, что это согласие приведет к успешным результатам, особенно на съезде всей чешско-словацкой общественности, военной, гражданской и военнопленных. Разрешите выразить свои искренние чувства почтения и преданности. Полномочный представитель Чешско-словацкого Национального Совета Б. Чермак» [191].

В преддверии столетия начала Первой мировой войны в историографии заметно усиление интереса к проблеме военнопленных. В этой связи стоит отметить, что зачастую исследования проводятся как бы заново и опускается из виду то, что было сделано на должном уровне еще в советской историографии. Ослабевает научная этика исследования, поскольку не учитывается вклад предшественников. Для чешской и словацкой проблематики отмечу значение трудов А.Х. Клеванского, в свое время моего научного руководителя, привившего интерес к проблематике Первой мировой войны. Напомню о большом значении его работ о чешских и словацких легионерах в России, а также о военнопленных, в частности работу «Военнопленные центральных держав в царской и революционной России (1914–1918 гг.)» [192], которые современные исследователи предпочитают не замечать. Находящиеся в моем распоряжении материалы личного архива ученого свидетельствуют о том, что он начал заниматься проблематикой чешских и словацких легионеров и так называемым Чехословацким корпусом в России с легкой руки чешского историка Драгомира Барты. В заключительной части сохранившегося отзыва последнего на статью А.Х. Клеванского о забастовочной борьбе чехословацкого рабочего класса в 1918–1920 гг. содержится рекомендация начинающим советским историкам заниматься темами, обеспеченными богатыми источниками в их стране, «например, чехо-словацкий корпус – легионеры, чешская секция в Красной армии, основание компартии Чехословакии на территории Советской России и др.» [193]. Собственно говоря, чехо-словацкому корпусу и было уделено главное внимание в последующем творчестве А.Х. Клеванского. Его труды о чешских и словацких легионерах не остались незамеченными в Чехословакии, и основной труд [194]был даже переведен на чешский язык. В личном архиве ученого сохранились многочисленные отклики чешских и словацких участников тех событий в России, а также историков. В них выражалась глубокая благодарность исследователю за предпринятый труд. В одном из писем подчеркивалось: «Для нас настоящий праздник, поскольку мы перед всем миром можем похвалиться так прекрасно написанной книгой о нас… Мы благодарны Вам за тот огромный научный труд, который Вам удалось написать на основе чешско-словацких, советских и других доступных архивов, с тем, чтобы пролить свет на правду о нашем участии в тех событиях» [195]. Можно было бы продолжить цитировать подобные отклики о главном труде Клеванского.