Евгений Фирсов - Т. Г. Масарик в России и борьба за независимость чехов и словаков

Все это и определило в итоге линию Праги в отношении чешско-словацких легионеров в России. Причем по независящим от чешских политиков причинам линия невмешательства перемежалась с активными действиями, по праву расценивающимися в историографии как интервенция, способствовавшая дипломатическому признанию чехословацкой государственности. В переписке Масарика и Бенеша времени Парижской мирной конференции заметно их отчетливо прослеживаемое стремление не торопиться с мерами по возвращению из России чешско-словацких легионеров [347], очутившихся практически «между молотом и наковальней».

В день отъезда из России 7 марта 1918 г. Масарик выступил с обращением к чешско-словацкому землячеству. Оно гласило: «Братья, воины и военнопленные. Я покидаю ваши ряды, собственно я стану вашим квартирмейстером во Франции – там мы встретимся с вами, там я встречусь со своим 5-м полком и со своей ротой 3-го полка; я надеюсь, что мы встретимся со всеми военнопленными, что все они вступят в нашу армию. Я весьма удовлетворен тем, что общими усилиями мы создали Корпус, и создавали мы его в трудных условиях; поэтому я еще больше радуюсь тому, что вы уже в те трудные времена сохранили свое единство. Это единство – политическая сила, дающая каждому индивидууму защиту; это наше единство – предупреждение врагу и будет его устрашением. Чехи всех партий и фракций осознали волю эпохи и объединились в едином фронте; осуществилось объединение чехов и словаков… Во Франции и Италии мы будем бороться также и за Россию; мы намеревались бороться на стороне русских братьев здесь, и свершилось многообещающее начало в битве у Зборова и в период после Зборова – и нам жаль, что от имени России был заключен односторонний мир, но именно поэтому мы внесем вклад во Франции, продолжающей борьбу, вклад в победу над Австро-Венгрией и Германией, и эта победа усилит и Россию. Мы верим, несмотря на все разногласия в будущее русского народа. Будучи в России, сохраняйте непоколебимый нейтралитет как и до сих пор во внутренней борьбе партий; только тот славянский народ и та партия станет нашим врагом, кто открыто объединяется с врагами. Да здравствует Россия и Франция, да здравствуют союзники! Да здравствует объединенный независимый чешскословацкий народ! Да здравствует демократия и братство всех народов! Да здравствует первое чешскословацкое войско, мощный борец за свободную родину! Братья-воины! Выстойте в страданиях, сохраните единство; и выполните свою гуситскую миссию в отношении врага, я в это верю. Один за всех, все за одного!

В Москве, 7 марта 1918 г. Т.Г. Масарик [собственноручная подпись]» [348].

К характеристике проблематики русофильства и славянства Т.Г. Масарик вернулся в труде «Советская Россия и мы» в сентябре 1920 г., уже став президентом Чехословацкой республики. Эта работа являлась частью брошюры, в которой он выражал свое отношение к обстановке в современной ему советской России. Работа учитывала опыт пребывания в России чешских и словацких легионеров и постижения ими русского менталитета.

«Все мы выросли на русофильстве. Для нас понятия «славянство» и Россия как бы слились воедино, хотя мы также любили и югославян, и другие ветви и ответвления славянства. Однако наша любовь была своеобразной. Это стало ясно, когда наши солдаты попали в русский плен и жили в России. Мы любили то, чего не знали. В России мы узнали русских. В плену там наши парни питали злобу к русским офицерам, которые издевались над ними и часто злились на русских солдат. Но несмотря на все эти неприятности, наконец они их полюбили. Этой любви мы остались верны до конца. Я думаю, что все наши ребята (чешские легионеры. – Е.Ф.) любят русских. Но эта любовь, приобретенная с опытом и знаниями о России и русских, отличается от первоначального русофильства. Она не абстрактная, не сентиментальная, хотя в ней присутствует большая доля сострадания и сочувствия тому убожеству, которое является результатом необразованности и примитивности русских мужиков и всей русской жизни. Я здесь не могу подробно описывать русскую действительность и русский характер. Ребята (чешские легионеры. – Е.Ф.) живо обсуждали это еще в лагерях и позднее, когда оказались в деревнях, городах и теплушках. Единственное, что могу сказать, что они о России и русских, не знали ничего, совсем ничего, до того, как сюда попали» [349].

Постепенно возобладало негативное восприятие русских через призму невзгод всей эпопеи чехо-словацкого войска (и других славянских легионеров) в России, завладевшего в свое время восточными просторами и покидавшего Россию через Владивосток.

За последнее время в центральноевропейской историографии можно подметить усиление негативного крена в рецепции русских и России в целом. В этой связи можно указать хотя бы на сборник научных докладов пражской конференции 1997 г. «Т.Г. Масарик. Россия и Европа» на чешском языке (издан в Праге пять лет спустя, в 2002 г.), а также отчасти на словацкий сборник «Мифы – стереотипы – образы. Восприятие России в Словакии» (Братислава – Йошкар-Ола, 2010) и др. Перейдем к оценке этих изданий последнего времени, чтобы выявить как методологические упущения в историографии, так и фактические погрешности.

Касательно определенных методологических натяжек, в первом из указанных сборников (пражском) стоит отметить усиление перекосов в трактовке общей концепции Т.Г. Масарика в отношении России и русских. В исторической секции чешские историки старшего поколения (в свое время не миновавшие в своем профессиональном развитии историко-материалистического схематизма и догматизма) особенно предвзято проявили себя в отношении к проблеме славянского сближения и к вопросу о том, является ли вообще Россия Европой. За пятилетний период редактирования сборника (конференция состоялась в 1997, а сборник появился в 2002 г., и отдельные авторы не значились в изначальной программе конференции), когда в политике возобладала трансатлантическая внешнеполитическая ориентация, буквально в штыки воспринималось любое упоминание о славянской идее.

Кроме того, вслед за Масариком была утрачена всякая мера в критике православия. Авторами вовсе не учитывалось, что православие за долгий период своего развития претерпело позитивную трансформацию. Уже в наши дни чешский религиозный исследователь о. Томаш Шпидлик (Т. Špidlik) в труде «Русская идея: Иное видение человека» (СПб., 2006) проанализировал толкование взглядов русских православных мыслителей (творивших, как правило, после Октября за рубежом) в XX веке. К ним следует отнести Н. Бердяева, Л. Шестова, Н. Лосского, Ф. Степуна, С. Франка, П. Флоринского, С. Гессена, В. Розанова и др. Некоторые из них пришли к философии христианского экзистенциализма. Т.Г. Масарик, став президентом ЧСР, уже не был в состоянии осмыслить этот пласт русской православной мысли.