Владимир Туболев - Одиночный полёт

- Вот так надо воевать, майор! Майор Добруш твердо знал, что так воевать нельзя.

- Отличные ребята! - продолжал полковник, не замечая состояния комэска. Орлы! С такими фашистов можно бить и бить... Э, да ты что?! - воскликнул он вдруг, увидев хмурое лицо Добруша. - Неужели перетрусил? Так и есть, на тебе лица пет! Вот черт, а дрался ты здорово, даже не подумал бы... Как ты врезал этому желтоносику! Блеск! Ну ничего, еще отойдешь... Ну, ну, чего хмуришься? Может, из-за вчерашнего? - легонько толкнул он Добруша в плечо. - Признаю, я ошибся. Твои ребята дерутся как черти. Я с удовольствием слетаю с ними еще раз. Майора мгновенно прошиб холодный пот.

- Еще... раз? - спросил он хрипло..

- Это - настоящее дело, - сказал полковник, глядя в небо. - Честное слово, вернусь из поездки и стану проситься на полк... Майор Добруш ворвался в кабинет Петрова.

- Андрей Иванович, я потерял двух летчиков, но ему этого мало. Он хочет лететь еще раз... Ради Бога, сделайте что-нибудь! Я не могу допустить, чтобы эскадрилью расстреливали в угоду устаревшим инструкциям.

- Судя по всему, инструкции скоро будут изменены, - сказал Петров. - Но пока...

- С кем же я буду воевать?! Петров нахмурился.

- Хорошо. Я поговорю с ним. Но разговор, видимо, ни к чему не привел. Не привел ни к чему и разговор Добруша с полковником. Выслушав майора, тот холодно сказал:

- Будете воевать так, как вам приказывают, а самодеятельность мне бросьте! Полковник сел в машину.

На лбу Добруша залегла глубокая поперечная морщина.

Все повторилось, как и в первый раз. Не успела эскадрилья подойти к линии фронта, как сверху посыпались "мессершмитты".

Майор Добруш шел ведомым у полковника. Рядом с ним висел второй ведомый-сержант Климов, молоденький летчик, всего месяц назад пришедший в эскадрилью.

Хотя во все последовавшие события и вмешалась случайность - два немца атаковали одновременно и полковника, и сержанта Климова, - рука Добруша бессознательно направила самолет на немца, атакующего неопытного сержанта. Четыре пулемета "ишачка" полоснули по фюзеляжу "мессершмптта", и тот исчез во взрыве.

Одновременно исчез и полковник, сбитый вторым немцем.

Добруш подал команду перестроиться. Эскадрилья выиграла этот бой. Они потеряли одну машину, зато сбили шесть "мессершмиттов". Потому что у них был маневр и появилась высота.

Об эшелонировании самолетов по высоте полковник Голубев не хотел и слышать. Он твердо помнил инструкцию о том, что истребительная авиация должна барражировать в пределах видимости пехоты для поднятия ее боевого духа.

Майор же Добруш был убежден в том, что боевой дух у пехоты никак не может подняться от того, что немцы безнаказанно сбивают на ее глазах советских летчиков. И он выстраивал перед боем эскадрилью этажеркой, загоняя ее последнее звено на высоту шести-семи тысяч метров. Как только немцы пытались атаковать идущие у земли одну-две машины, на них сверху, как горох, сыпались истребители, заранее определившие цели, точно рассчитавшие удар и нападавшие тогда, когда их меньше всего ждали.

Немалую роль играло и распределение эскадрильи по парам, а не по тройкам, как было принято обычно.

Добруш часто вспоминал полковника Голубева, и на душе его становилось скверно от воспоминаний о том бое. Но он никогда не раскаивался в том, что бросился на помощь сержанту Климову. Эскадрилья должна была выиграть бой, и она его выиграла. И если у него потом нехорошо было на душе, если его преследовали и другие неприятности - какое это имело значение? Его личные неприятности, его переживания были пустяком по сравнению с той огромной бедой, которая обрушилась на страну. Чтобы ее уменьшить, он должен выигрывать бои. Вот и сейчас капитан Добруш пытается выиграть бой. Ни одно наставление, ни одна инструкция не говорят, как должен действовать полумертвый слепой пилот, находящийся в искалеченной машине за сотни километров от своего аэродрома.

- Штурман... в каком положении машина?

- Дайте небольшой крен влево... Так! Теперь нормально, командир.

- Высота?

- Пять двести.

- Где мы находимся?

- Скоро Лида.

Сознание у пилота мутится, но он старается обмануть смерть.

"Мне не следовало впутывать в эту историю Назарова, - думает он, чтобы забыть о боли и слепоте. - Жаль, что так получилось... и все-таки хорошо, что рядом со мной именно он. Надеюсь, с ним мы еще -выберемся из этой передряги..."

"Мне нравилось летать даже в сорок лет,-думает он,- нравилось так же, как и тогда, когда я начинал. Даже, пожалуй, больше. Приятно держать штурвал в руках, когда машина тебе послушна. Приятно уходить в солнечное небо. Приятно возвращаться на землю, зная, что ты хорошо сделал свое дело".

"Многие уже в тридцать лет не испытывают от полета никакого удовольствия, хотя и любят рассказывать, как это хорошо - летать. Они заменяют чувства словами, или пытаются воскресить их с помощью слов..."

"Небо и машина требуют честности. Мне повезло - я летал почти двадцать лет..."

Но то, о чем он пытался забыть, прорвалось сразу, прорвалось воплем, задушившим все остальные мысли: "Слепой! У тебя больше нет неба, нет машины, нет ничего. Ты слеп, слеп, слеп и больше никогда не почувствуешь, как мягко подбрасывает тебя на ладонях земля, когда самолет отрывается, не возьмешь в руки штурвал, не увидишь неба... Все кончено!" Его лицо искажается под бинтами.

- Командир, вы что-то сказали? - спрашивает штурман. Я не расслышал... Пилот проглатывает стон.

- Ни... чего. Вы все еще не связались со стрелком?

- К сожалению, нет, командир. Но я обязательно что-нибудь придумаю.

25

Одинокий истерзанный самолет медленно ползет среди звезд на восток. Штурман то и дело заглядывает в окуляр визира, вертит лимб ветрочета, щелкает двинском навигационной линейки, записывает в бортжурнал цифры. Он рассчитывает скорость полета, угол сноса, расход горючего, время прохода через контрольные ориентиры.

Каждые двадцать-тридцать секунд штурман настороженно осматривает небо, готовый в любой момент схватиться за пулемет, чтобы отразить атаку истребителей противника.

Назаров ни на секунду не забывает о том, что должен связаться со стрелком. При полете на высоте пяти тысяч метров у них не хватит горючего. Но, не предупредив стрелка, они не могут набрать нужную высоту, потому что не знают, надел ли тот кислородную маску. Со стрелком необходимо связаться и на тот случай, если потребуется отдать приказ оставить машину.

Штурману необходимо знать обстановку в заднем секторе.

Не преследуют ли их истребители противника? Может, необходимо изменить курс, скорость или высоту, чтобы избежать опасности? Не ранен ли стрелок, в порядке ли у него оружие, сможет ли он в случае нужды отразить атаку?