Даниил Галкин - В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора

Более неприятный случай произошел с Рувимом. На одной из улиц по пути в общежитие к нему пристали трое юнцов. С воплями «Бей жидов и москалей!» избили его, разорвали гимнастерку. Когда прохожие попытались их скрутить, быстро убежали. Рувим предстал перед нами с распухшим лицом и заплывшим глазом. Он горько изрек:

– Это чужой нам город, наводненный извергами и садистами. – После небольшой паузы с грустной улыбкой добавил: – Слава богу, что не били ниже пояса. Тогда – конец всем моим планам по поводу Оксаны.

Вскоре Василий также столкнулся с ватагой воинствующих хулиганов, только постарше. Но не зря мы его нарекли кличкой Горилла за могучие бицепсы, выдающуюся вперед челюсть и густую растительность на лице и груди. Хотя в драке ему досталось больше, чем Рувиму, своих противников он отделал как следует: националисты разбежалась под ударами его огромных кулаков.

Древний город был похож на растревоженный улей. Опасность столкнуться с агрессивными выпадами таилась буквально на каждом шагу. Несмотря на это, все свободное время посвящалось прогулкам по городу, богатому уникальным архитектурным наследием. Появились излюбленные маршруты: я увлеченно изучал градостроительную летопись далеких и близких веков. После напряженных занятий и однообразного обеда в студенческой столовой начинался променад к расположенному поблизости католическому костелу Святой Эльжбеты. Его возвели в память австрийской императрицы Елизаветы, супруги Франца-Иосифа I, погибшей от рук анархиста. Красно-белая расцветка фасада и две остроконечные башни боковых нефов выделяли его среди окружающей застройки. Центральный готический портал был заполнен большим окном-розой и статуей распятого Христа.

Обойдя костел, тихой улочкой я направлялся к пышному барочному собору Святого Юра [43]. Он считается исторической достопримечательностью мирового масштаба. От него следовал спуск к небольшому, ухоженному парку Ивана Франко (бывшему иезуитскому саду), при поляках он именовался парком Костюшко. Его замыкало монументальное здание старейшего на Украине университета, основанного около четырехсот лет назад польским королем Яном-Казимиром.

Неподалеку привлекал внимание необыкновенной красоты маленький особняк. Он весь был покрыт скульптурами и барочными орнаментами. В библиотеке института удалось получить информацию, что это творение австрийских архитекторов Гельмера и Фельнера. Они были авторами знаменитой оперы в Одессе, театра в Черновцах, многочисленных построек в ряде европейских городов. Я всегда задерживался у особняка, любуясь гармоничным совершенством экстерьера [44]. Сейчас там помещается львовский Дом ученых.

Далее я выходил на широкий центральный бульвар города (тогда это была улица 1-го Мая). В самом начале бульвара высилась пластичная глыба Театра оперы и балета. Его главный вход, оформленный трехарочным ризалитом со спаренными пилястрами, завершался богато орнаментированным фронтоном, а он, в свою очередь, был увенчан тремя бронзовыми скульптурами муз.

Бульвар граничил со старой частью города. Здесь для меня начинался натуральный университет познания основ исторического формирования городской среды обитания. За время проживания во Львове я многократно обследовал почти каждый его уголок: от австрийских улочек до Замковой горы, господствующей над всем городом. На этой территории гармонично переплелись постройки эпохи Средневековья, ренессанса, барокко, классицизма и других архитектурных стилей.

Отправной точкой моих ознакомительных прогулок по Старому городу была знаменитая квадратная площадь – Рынок. По ее периметру группировались дворцы самых богатых и именитых горожан, а в центре высилось классическое здание ратуши с двухъярусной башней. С русским «следом» здесь сталкиваешься на каждом шагу. По совету Петра I, застрявшего в непролазной грязи площади во время своего визита, ее замостили деревянными чурбаками. От площади отходит улица Русская, название которой связано с проживанием на ней в Средние века православных русинов. Она пересекается с улицей Подвальной, где впоследствии, в семидесятых годах, поставили памятник Ивану Федорову. Первопечатник изображен с книгой и протянутой рукой. По словам прихожан православной Успенской церкви, которая находилась рядом, «друкарь» вынужден был просить подаяние, чтобы печатать книги.

Излюбленный маршрут продолжался по переплетению улочек и переулков. За свою жизнь я неоднократно посещал Львов. Интересно, что уже в наши дни, в знакомом скверике у Доминиканского собора, я увидел новый памятник: на камне восседал бронзовый старичок в помятой шляпе. Это был русинский художник-самоучка Никифор Дровняк [45].

Мой маршрут обычно завершался у Замковой горы. Если силы и время позволяли, любил по лесным тропинкам подниматься на ее вершину. Оттуда открывалась потрясающая по красоте панорама!

Затем шел быстрым шагом в общежитие. Мое внимание переключалось с отдельных зданий на силуэтную перспективу каменных лабиринтов, заполненных толпами людей. Возникало ощущение, что прогуливаюсь по узким улочкам одного из средневековых городов сказочной Италии (не случайно Львов называли Северной Флоренцией!). Их образы, связанные с просмотрами популярных в те годы трофейных фильмов, сильно будоражили воображение.

В динамике учебы и рутины скудного студенческого быта стремительно проносились дни, недели и месяцы. Приближался Новый год. Мы задумали достойно встретить его с нашими дамами. Для этого нужны были деньги, которых хронически не хватало. На помощь пришел проверенный способ заработка, знакомый мне еще со времен короткой учебы в Свердловске. В течение предновогодней недели наша дружная четверка разгружала товарные вагоны. Василий укреплял свои могучие бицепсы за троих. Я добросовестно трудился в пределах неплохой физической формы. Юрий, при своем маленьком росте, старался, в поте лица, казаться сильным мужчиной. Высокий и сухопарый Рувим свои силы соизмерял с постоянным страхом не сорвать предстоящее бракосочетание. Несмотря на неравную расстановку сил, мы все заработали приличные деньги.

В студенческой столовой, превращенной в подобие новогоднего ресторана, нами был заказан стол на восемь персон. Перед банкетом мы вручили подарки – дефицитные духи и бусы из натуральных камней. Дамы тоже не остались в долгу: приготовили новые белоснежные рубашки в сочетании с яркими галстуками. На каждой рубашке они вышили золотистыми нитями кружочки, а в них – начальные буквы двух имен, связанных символическим изображением сердечка. Кружок – красноречивый намек и символ семейных уз – обрадовал только Рувима. В планы остальных подобная перспектива не входила. Зато на банкете в белых рубашках с галстуками мы выглядели настоящими джентльменами, а не зачуханными студентами. Первый в моей жизни бал с танцами, самодеятельным капустником, фейерверком длился всю ночь.