Клэр Томалин - Жизнь Джейн Остин

«Эмму», с ее далеко не безупречной героиней, принято считать самым совершенным романом Остин, который разворачивается без сучка без задоринки от завязки до финала. Созданный в ней мир столь же полон и убедителен, как в любой из пьес Расина. Эта книга преподносит немало сюрпризов, когда читаешь ее впервые: к изучению человеческой психологии добавляется особое удовольствие, словно от захватывающей детективной истории. При каждом последующем прочтении все лучше понимаешь ее тонкости и нюансы. Как струнный квартет или соната, роман приобретает все новую глубину с каждой новой встречей.

Эмма, подобно Фанни Прайс, прислушивается к своему внутреннему голосу, говорящему ей, как именно нужно поступать. Мне иногда кажется, что первая мысль об Эмме могла вспыхнуть в мозгу Остин, когда она записала слова Фанни, обращенные к Генри Крофорду: «В душе каждого из нас есть наставник, и он направил бы нас лучше любого стороннего человека, лишь бы только мы к нему прислушивались». Возможно, писательницу поразила и позабавила комичность этого приема — внутреннего голоса, который постоянно ошибается в своих наставлениях. Внутренний наставник Эммы, например, советует ей приблизить к себе совсем не подходящую ей в подруги Гарриет Смит, жизнь которой она умудряется довести чуть ли не до полного краха. Этот же наставник совершенно неверно трактует внимание мистера Элтона, очевидное для всех остальных. Он же заставляет Эмму пренебрегать Джейн Фэрфакс и выдумать о той неблагопристойную историю, которую она выкладывает едва знакомому Фрэнку Черчиллу, а тот уж использует эту историю в собственных целях. И все тот же наставник позволяет ей флиртовать с Фрэнком так же бессердечно, как он флиртует с ней, без всякого намерения принять его предложение, когда он его сделает, в чем Эмма нисколько не сомневается.

Эмма не готова принимать никакие воздыхания, поскольку не желает, чтобы кто-то вторгся в маленький мирок, в котором она царит, и посягнул бы на ее положение. Но ей становится скучно, хочется чем-то занять себя, вот она и привязывается к Гарриет, чуть ли не влюбляется в эту недалекую простушку с хорошеньким личиком, интересную разве тем, что она «неведомо чья побочная дочь». Саму Гарриет этот факт нисколько не занимает, во что сложновато поверить, какой бы недалекой писательница ни задумывала эту героиню. К счастью, собственная глупость и настойчивость ее поклонника спасают Гарриет от унизительного положения, до которого ее чуть не довело руководство Эммы.

Эмма слепа ко всему, чего не желает видеть, и прозревает лишь тогда, когда все ее ошибки изобличаются и она вынуждена следовать добрым советам своего возлюбленного, больше похожего на брата. Остин изумительно раскрывает неосознанное взаимное влечение Эммы и мистера Найтли. Беспомощные слезы героини на обратном пути с Бокс-Хилла после заслуженных упреков Найтли — это слезы девушки, которая созрела телесно, но еще многого не сознает умом. «…И всю дорогу домой по щекам у Эммы — неслыханное дело! — текли и текли слезы, и она не трудилась их сдерживать». И если вначале она находит удовольствие в том, чтобы манипулировать людьми и навязывать им свою волю, то затем приходит к осознанию сладости подчинения. В конце Эмма заявляет, что никогда не станет называть мужа Джорджем, кроме того единственного дня, мысль о котором заставляет ее краснеть. Он всегда будет для нее мистером Найтли и останется учителем, а она — его ученицей. Именно в таких отношениях она находит удовольствие и даже откровенную радость. Если это делает Эмму отчасти похожей на героинь Д. Г. Лоуренса, мы должны признать силу воображения Остин, позволяющего ей с уверенностью и мастерством передавать опыт, выходящий за пределы ее собственного.

А вот в читательском приеме «Эммы» Джейн Остин была вовсе не уверена. В декабре 1815 года она выразила некоторые из своих страхов в письме мистеру Кларку: «Больше всего я беспокоюсь о том, чтобы моя четвертая работа не посрамила то хорошее, что было в предыдущих… Меня преследует мысль, что читателям, предпочитающим „Г&П“, здесь будет недоставать остроумия, а тем, кто предпочитает „М-П“, — здравого смысла». Первые отклики не слишком ее обнадежили. В записанных ею «Мнениях» сорок три посвящены «Эмме», из них двенадцать отчетливо недоброжелательны и только шесть выражают безусловную похвалу. В четырех из этих шести хвалебных мнений роман признается лучшим из ее работ (два из них принадлежат ее братьям, Фрэнсису и Чарльзу), но, как она и боялась, в семнадцати отзывах выражено предпочтение «Гордости и предубеждению». В их семье это мнение разделяла миссис Остин. Но она, во всяком случае, находила «Эмму» «более занимательной», чем «Мэнсфилд-парк». Кассандра была одной из девяти, предпочитающих как раз таки «Мэнсфилд». Фанни не выносила саму Эмму, а вот Анна, возможно, потому, что сама доставляла окружающим немало хлопот, напротив, полюбила ее больше прочих тетушкиных героинь. Алитея Бигг, перечитав роман дважды, признала скучными Гарриет Смит и тему устройства Эммой чужих судеб, и в целом роман понравился ей меньше других. Эдвард «предпочел его „М-П“ — но лишь ему». Другой Эдвард, племянник, мягко указал тетке, что она заставила яблони мистера Найтли цвести в июле. Генри был не в том состоянии, чтобы высказывать свое мнение, но один его высокообразованный друг, сэр Джеймс Лэнгем, «счел роман гораздо хуже остальных», а знакомой Генри, мисс Изабелле Херрис (Джейн как-то обедала с ней и нашла ее умной и утонченной), «роман не понравился — насторожило то, как через характер героини разоблачается женский пол». Остин была близка к раздражению, записывая еще одну претензию мисс Херрис: «Миссис и мисс Бейтс списаны с каких-то знакомых, мне совершенно неведомых». Джеймс и Мэри Остин единодушно заявили, что не могут полюбить роман, «как три предыдущих. Язык отличается, и читается не так легко». Видимо, они же передали мнение кузины Мэри, Джейн Мерден, заявившей, что, «разумеется, он уступает остальным».

Мюррей выдал своему автору двенадцать бесплатных экземпляров. По этому поводу 26 ноября 1815 года Джейн язвительно писала Кассандре: «Все двенадцать экземпляров… предназначены для ближайших моих знакомых — начиная с принца-регента и заканчивая графиней Морли». Список этот, разумеется, составлял Мюррей. Джейн сочла необходимым отправить экземпляр еще и библиотекарю принца, но все остальные раздала родным — все, кроме одного, отправленного Энн Шарп, чем подчеркнула особое ее положение как незаменимого и наделенного острым умом друга. От Энн она особенно ждала откровенности, как прежде умоляла ее «быть предельно честной» по поводу «Мэнсфилд-парка». Но даже Энн ее разочаровала. «Эмма» понравилась ей «больше „М-П“, но далеко не так, как „Г&П“, — героиня приятно поразила своей оригинальностью, восхитил мистер Н., миссис Элтон выше всяких похвал, разочарована образом Джейн Фэрфакс». Проницательная мисс Шарп касается здесь слабого места романа: Джейн Фэрфакс действительно изображена слишком тонкой натурой, чтобы вести себя столь скандальным образом — заключить тайную помолвку и вести тайную переписку… Критику Энн стоило принять и обдумать самым серьезным образом.