Клэр Томалин - Жизнь Джейн Остин

Развлечение особого рода доставляла запись оскорбительных по сути высказываний некоторых тупоумных знакомцев. Среди хэмпширских соседей одна дама нашла «Эмму» «чересчур натуральной, чтобы быть интересной», а «дорогой миссис Дигуид» роман «понравился не так, как другие, и вообще, она вряд ли осилила бы его, если бы не знакомство с автором». Да уж, дражайшая миссис Дигуид. Некая миссис Диксон «считает его гораздо хуже „Г&П“, и он еще меньше нравится ей оттого, что там упоминаются некие мистер и миссис Диксон». Один сосед «прочел лишь первую и последнюю главы, поскольку слышал, что роман неинтересен». «Сейчас неподходящие времена, чтобы выводить в книге таких священников, как мистер Коллинз и мистер Элтон».

Но все-таки мнение младших братьев перевешивало всю эту чепуху. Чарльз, например, прочел «Эмму» трижды, раз за разом. А мистер Джеффри из «Эдинбургского обозрения» «читал ее три ночи напролет». И однако, рецензии в знаменитом журнале не появилось.

Мюррей предпринял собственные шаги. Он отправил экземпляр романа Вальтеру Скотту, деликатно предложив тому написать что-нибудь в «Ежеквартальном обозрении». Но он снабдил свое предложение оговоркой, за которую, мне кажется, вполне заслуживает места в аду: «Нет ли у вас желания набросать статейку об „Эмме“? Там недостает событий и фантазии, не так ли?» Скотт и впрямь кое-что «набросал», вяло похвалив Остин за «умение быть столь верной природе, примечать и точно описывать события обычной жизни» и несколько теплее — за ее «обыденные, но комичные диалоги, в которых характеры героев развертываются с драматическим эффектом». Образы мистера Вудхауса и мисс Бейтс показались ему пресными, и он вовсе не упомянул о «Мэнсфилд-парке», к большому и вполне понятному разочарованию Джейн. Его не особенно бойкие пересказы сюжетов «Чувства и чувствительности» и «Гордости и предубеждения» не сослужили им никакой службы. Чуть не половину своей рецензии он посвятил общим рассуждениям о романе, а закончил панегириком романтической любви в противовес «расчетливой осмотрительности», которую он усматривал в некоторых героинях Остин.

Спустя почти десять лет после смерти писательницы Скотт оценил ее творчество гораздо выше: «Эта молодая дама обладает уникальнейшим, на мой взгляд, талантом описывать хитросплетения, чувства и типы обыденной жизни. Писать в напыщенно-витийственном духе — этак сумею и я, и всяк из ныне здравствующих литераторов, а вот искусство тонкого штриха, которое правдивостью описаний и передачи чувств сообщает интерес банальным, затертым вещам и характерам, — такого искусства мне не дано» [212] Из дневника В. Скотта за 14 марта 1826 г. Цит. по: Пирсон Х. Вальтер Скотт (ЖЗЛ) / Пер. с англ. В. Скороденко. М.: Молодая гвардия, 1978. С. 189. . Живость, сила, энергия ее голоса заставили его, как и всех читателей, приравнять Джейн к двадцатилетним героиням ее книг — Элизабет, Элинор, Эмме — и назвать ее «молодой дамой», хотя она уже была мертва. И даже тогда, когда он писал о ней далеко не столь сердечно, ей уже было сорок…

Первый же год последовавшего за Ватерлоо мира принес целую череду несчастий семейству Остин. В феврале 1816 года корабль Чарльза потерпел крушение в Восточном Средиземноморье в ходе преследования пиратов (столь приукрашенных Байроном в его «Корсаре»). После возвращения в Англию Чарльз оказался в таких стесненных обстоятельствах, что едва мог прокормить своих осиротевших дочерей. Следующее судно он получил лишь через десять лет. Его старшая дочка Кэсси теперь месяцами жила в Чотоне у тетушек, точно так же как двадцать лет назад Анна в Стивентоне после смерти своей матери. Средняя, Гарриет, крестница Джейн, была серьезно больна — у нее обнаружили водянку головного мозга.

Фрэнк оставался на половинном жалованье (двести фунтов в год) и имел солидные сбережения в банке, так что даже пополнение семейства каждые два года не мешало ему чувствовать себя неплохо обеспеченным. Он также стал партнером в банке Генри. Однако в конце 1815 года Олтонское отделение банка лопнуло, а вслед за ним 15 марта — и Лондонское отделение… Виной тому, вероятно, был общий послевоенный упадок экономики, а может, ненадежность отдельных клиентов или то и другое вместе, да еще и неоправданный оптимизм Генри в придачу. В результате Генри был объявлен банкротом. От наследства Элизы также ничего не осталось. Этот крах потянул за собой и дядюшку Ли-Перро, и Эдварда. Им пришлось выплатить огромные суммы, десять и двадцать тысяч соответственно, которыми они всего лишь год назад поручились за Генри. Фрэнк и Джеймс также потеряли свои более скромные вложения, и даже Джейн вынуждена была распрощаться с тринадцатью фунтами из доходов за «Мэнсфилд-парк». Ни Генри, ни Фрэнк не могли больше выплачивать ежегодные пятьдесят фунтов на содержание матери и сестер, что вкупе с судебной угрозой, нависшей над Эдвардом, поставило обитательниц чотонского коттеджа в весьма затруднительное финансовое положение [213] Миссис Остин писала в письме своей невестке Джейн Ли-Перро 4 января 1820 г.: «…с той злополучной весны 1816 г. бедный Генри сам едва сводил концы с концами. Фрэнк также оказался в столь трудном положении, что не мог мне ничем помочь». Джеймс продолжал выделять пятьдесят фунтов в год, а Эдвард снабжал мать и сестер дровами; к тому же им не нужно было платить за жилье. В 1820 г., после смерти Джеймса и выноса решения по своему делу, Эдвард смог давать матери двести фунтов в год. .

Остины редко и скупо упоминают о разорении Генри. В «Мемуарах» Джеймса Эдварда говорится лишь о «некоторых семейных неприятностях». В дневнике Мэри Остин за 15 марта читаем: «Банк Генри приостановил выплаты», а на следующий день: «Впервые услышала, что Генри — банкрот». В конце года Фанни записала в дневнике: «Главным событием года стал крах банка дяди Г. Остина и дальнейшее бедственное положение большей части семьи». Впоследствии Каролина с изумлением припоминала, каким непринужденным казался дядя Генри, когда приехал в Стивентон, — как всегда жизнерадостный и нисколько не похожий на разорившегося человека.

1 апреля Джейн Остин написала Мюррею, чтобы он в будущем связывался с ней в Чотоне «в связи с печальными недавними событиями на Генриетта-стрит». Больше для нее не будет поездок в Лондон: Генри пришлось отказаться сразу и от Хэнс-плейс, и от Генриетта-стрит. Мадам Бижон с дочерью больше ничто не держало в английской столице, и они отправились посмотреть, как их родина приходит в себя после двух десятилетий революционных потрясений и войн. Во Франции они нашли лишь нищету и невзгоды, так что в сентябре вернулись в Лондон без сколько-нибудь ясных перспектив [214] Джейн сообщала об этом Кассандре в своем письме от 8 сентября 1816 г. .