Александр Майоров - Правда об Афганской войне. Свидетельства Главного военного советника

— Прилетайте оба. Возьмите с собой в Ташкенте начальника штаба ТуркВО, — добавил Огарков.

Это было 5–7 октября 1980 года.

В Москве Огаркову в основном докладывал я — в таком деле надо брать всю ответственность на себя.

Начальник Генерального штаба Николай Васильевич Огарков слушал внимательно в течение полутора-двух часов. Потом, ничего не сказав, повел нас с Черемных и Кривошеевым к министру обороны. В кабинете Устинова находились Соколов и Ахромеев.

Устинов встретил приветливо.

— Ну что? Как идут дела? Как успехи? Скоро ли будет у нас шестнадцатая союзная республика?

Николай Васильевич, чтобы приблизить разговор к делу, сказал, что я готов доложить план операции на ноябрь месяц по разгрому главных сил моджахедов и подготовке 40-й армии и ВС ДРА к зимнему периоду.

И вот третий час стоим в кабинете Устинова около огромного прямоугольного стола. На столе разложена топографическая карта масштаба 1:200 ООО. На карте заголовок «План боевых действий войск 40-й армии и афганской армии на ноябрь 1980 г.». У стола стоит Устинов, рядом с ним, справа от него, я. Напротив нас — Огарков, Соколов, Ахромеев, Кривошеев, Черемных. Они видят карту «вверх ногами».

Мой доклад прошел гладко.

Устинов слушал и курил сигарету за сигаретой. Легкий сизый дымок стоял над столом. Мы обсуждали политическую ситуацию в стране, возможные наши дипломатические ходы, экономическую жизнь ДРА, национально-племенные проблемы, охрану границ, состояние тыла ВС ДРА. Устинов любил, когда присутствующие активно и дружно обсуждали под его руководством проблемы войны, очевидно, этим компенсируя свой недостаток знаний военного дела и искусства ведения боев и операций. И все курил и курил. Министр обороны спрашивал об обеспечении частей 40-й армии горючим, боеприпасами, о том, как действуют танки в горах. Спросил и о здоровье товарища Бабрака Кармаля. А вслед за этим и о здоровье товарища Спольникова (представителя КГБ в Афганистане).

— А изучал ли эту карту товарищ О? — вдруг спросил Устинов.

Вот тут-то я впервые и почувствовал всю меру ответственности за рискованную комбинацию с «двумя картами» и возможные последствия для себя и сотоварищей, участвовавших в создании этих «двух карт». Назревала драма, а, возможно, и громкий скандал. Врать я не научился и не умел. А правду доложить Устинову не мог — он, я был уверен, не поймет и все и всех загубит. Но, как обычно в такой обстановке, выручил нас самый младший по званию и должности.

— Товарищ министр обороны! — не в меру громко отчеканил Черемных, — товарищ О. присутствовал у Бабрака Кармаля, когда Главный военный советник докладывал о задачах 40-й армии и ВС ДРА на ноябрь месяц 1980 года.

О двух картах Черемных, конечно же, умолчал.

— Ладно, — буркнул Устинов, — а товарищ Спольников, — не унимался Устинов, — участвовал в разработке этого плана?

Устинов явно решил наотмашь бить по самолюбию кадровых военных, уделяя весьма подчеркнутое внимание представителям ведомства Ю. В.

— Я спрашиваю: Спольников участвовал в работе или нет? — грубо рявкнул сталинский нарком.

Лицо Огаркова вытянулось, Соколов невозмутимо молчал, остальные притихли.

— А? — громко и тяжело закашлял Устинов.

— Дмитрий Федорович, обо всем и в полном объеме м доложим Юрию Владимировичу, — твердо и уверенно пытался подытожить этот неприятный для нас разговор Огарков. И продолжил:

— Разрешите нам дальше продолжить работу.

— Пожалуйста, — уже мягко вымолвил Устинов, — и докладывайте, докладывайте, докладывайте. Днем и ночью докладывайте. Все это очень важно…

Во время своего доклада я постоянно смотрел на Соколова, пытаясь понять, как отреагирует на него Сергей Леонидович, ведь именно сейчас он в полной мере увидел, как я собирался «продолжать» его линию боевых действий. Думаю, он все прекрасно понял и в душе согласился: было время — он все решал, как считал нужным, а теперь пришел новый человек и принимает свои решения на основе собственного анализа.

Устинов спросил его об отношении к содержанию доклада.

Соколов ответил, что надо утверждать.

— Конечно, надо утверждать, — согласился Устинов. — Но я думаю, нужно, чтобы и Юрий Владимирович свою подпись поставил.

Встречи с председателем КГБ мне пришлось ожидать недолго. Он принял сразу же, как только я оказался в его приемной. Встретил, как и прошлый раз, на середине кабинета. Поприветствовал тепло и, вроде бы, дружелюбно. Лицо Андропова показалось мне еще более мучнистым, а голос визгливее, чем в прошлую нашу встречу. Я подробно доложил ему о целях и задачах на ноябрь месяц, поставленных перед 40А и ВС ДРА. Сказал, что обо всем этом мною доложено товарищу Устинову.

Он внимательно выслушал мой доклад и тихо спросил:

— Каковы, по вашему мнению, отношения внутри Политбюро ЦК НДПА?

Мне не хотелось вязнуть в политических интригах. Я нес ответственность не за отношения внутри Политбюро ЦК НДПА, а за войну. Поэтому от прямого ответа уклонился:

— Юрий Владимирович, очевидно, более объективно доложат об этом Табеев, Козлов и Спольников.

— Ну хорошо. А как крылья?

— Парчам сейчас насчитывает около полутора тысяч членов. Это элита, верхушка, это, главным образом, власть в центре, в Кабуле, в министерствах, в ЦК и администрация в провинциальных городах. Но хальк — тринадцать-тринадцать с половиной тысяч — доминирует в армии. И мы должны это учитывать. И очень с этим считаться.

— Надо, однако, форсировать рост парчам.

— Хальк — армия, — говорю я, — и там, в подразделениях, частях, даже соединениях он всесилен.

Андропову, чувствую, это не понравилось. Но он продолжал:

— А каково ваше влияние на товарища Бабрака Кармаля?

— Мне трудно сказать, каково мое влияние на него. Да я и не ставлю цель иметь на него прямое влияние. Мое дело выполнять указания Центра. И как можно лучше решать боевые задачи.

— До меня доходит, Александр Михайлович, что при докладах афганскому руководству ваши выводы довольно однозначны…

— Не вполне понимаю, Юрий Владимирович.

— Ну, надо предлагать какие-то варианты, а уж они пусть выбирают.

— Такую возможность я им даю. Но все-таки окончательный выбор, наверное, должен быть за нами, за мной, как за Главным военным советником.

— Это, конечно, правильно, — согласился Андропов и немного помолчал.

— А как поживает Анахита Ротебзак?

Я смутился, не сразу поняв, о ком идет речь. И Андропов не замедлил продолжить:

— Вы что, ее не знаете?

— Знаю, конечно знаю, Юрий Владимирович, — и в памяти уже возникло все прочитанное и услышанное об этой женщине.

— Она ведь в свое время спасла Кармаля.

— Слышал об этом, Юрий Владимирович.

Мне было известно: однажды на митинге в Герате, когда Бабрак Кармаль призывал к свержению короля, мусульмане забросали его камнями и готовы были убить. В этот момент к собравшейся разъяренной толпе выбежала с белым платком в руке молодая и красивая Анахита Ротебзак и, бросив этот платок под ноги собравшимся, не позволила расправиться с Бабраком.