Александр Майоров - Правда об Афганской войне. Свидетельства Главного военного советника

В Кабуле провели несколько облав. А что такое облава? Это введение строжайшего комендантского часа на трое-четверо суток. Перекрыв все дороги, ведущие в город, части афганской армии, СГИ, Царандоя, конечно, при поддержке подразделений 40-й армии, устраивали ночные обыски, отлавливали дезертиров, проверяли документы… Посредством таких операций мы, как говорится, убивали несколько зайцев. Во-первых, молодежь от 22 до 30 лет сразу же направлялась в армию. Группы задержанных молодых людей отправлялись самолетами на север и северо-запад, чтобы исключить их немедленное дезертирство. А часть наиболее отъявленных, по мнению СГИ, противников власти арестовывалась. Что с ними делать дальше — решало руководство СГИ уже без нашего участия.

Подобные чистки проводились почти ежемесячно, потому что за три-четыре недели в городах накапливалось изрядное количество душманов и дезертиров. Действуя таким образом, нам удалось стабилизировать положение в Кабуле и в нескольких уездах вокруг него. Власть в столице, как нам тогда казалось, чувствовала себя прочно, в городе началась нормальная жизнь, работали магазины, транспорт. Конечно, я понимал, что такое положение хрупко и временно, и тем не менее оно явно играло нам на руку: можно было сосредоточиться на решении других задач в других районах страны.

Так, в Кандагаре мы столкнулись с особо сложными обстоятельствами. Неоднократная чистка этого города по образцу Кабула давала лишь минимальные результаты. Отловим 200–300 человек, отправим их самолетами в другие провинции, кого-то арестует СГИ и посадит в тюрьму, но толку от всего этого было мало.

По неоднократно проверенным данным агентуры мы знали, что в Кандагаре и вокруг него в виноградниках сосредоточено до пяти-семи тысяч хорошо обученных, дерзких и жестоких в действиях душманов. Знали, что в эту группировку часто наведывается и живет там по несколько суток сам Гульбеддин Хекматияр. Он считал эту группировку своей ударной силой в случае похода на Кабул.

Ну, а что касается самого Кандагара, то городскую власть там возглавлял ставленник Бабрака, губернатор-парчамист Норол Фак. Это, так сказать, де-юре. А вот дефакто — конечно, властвовал Гульбеддин. Такое своеобразное сосуществование!

Это состояние неопределенности нам надо было преодолеть, то есть уничтожить ударную группировку моджахедов. Задача — не из простых.

Кандагарские виноградники, занимавшие площадь, наверное, в двести-триста квадратных километров, являлись для противника, конечно, идеальным местом дислокации и маскировки. Здесь на лесовых почвах, при летней температуре в 65–70 градусов созревали удивительно сладкие гроздья винограда «дамские пальчики». Действовала хорошо отлаженная еще западными немцами ирригационная система с водокачками. В плантациях утопали саманные постройки, окруженные двухметровой высоты дувалами. Лисьи норы и другие подземные сооружения, приспособленные как для укрытия людей, так и для хранения оружия, были объединены в единую и хорошо продуманную инженерную систему.

В летнее время бойцы Хекматияра помогали дехканам, а в зимнее время перебирались в Кандагар.

В ту осень нам очень хотелось, очистив Кандагар, вытеснить полки Хекматияра в виноградники и там сильным ударом покончить с ними. Технические детали замысла я хранил в секрете. Посвящены в него были только Черемных, Самойленко, Бруниниекс и (по этапам операции) Шкидченко. К чистке Кандагара подключались и афганское партийное руководство, и подразделения второго армейского корпуса, точнее его 15-й пехотной дивизии. А для полного разгрома душманов вне Кандагара дополнительно выделялась из состава первого армейского корпуса седьмая пехотная дивизия и полк спецназа — воздушно-десантный полк афганской армии.

В начале двадцатых чисел ноября, после неоднократной чистки Кандагара, я пришел к выводу, что все активные боевые роты и полки Хекматияра ушли из Кандагара и сосредоточились в виноградниках.

Наступил момент начала операции.

Утром 23 ноября сразу в десяти пунктах было высажено три воздушно-десантных батальона и два мотострелковых батальона — в каждом пункте по две роты с личной артиллерией и минометами — с задачей перекрыть все входы-выходы в виноградной плантации.

Первые сутки, в течение которых мы наращивали усилия группировки десантов, прошли спокойно. В руководство боевыми действиями уже вступил Петр Иванович Шкидченко.

События должны были развиваться по плану. Я был уверен в успехе операции и оставался в Кабуле, занимаясь текущими делами.

И вот 24 ноября в первой половине дня Владимир Петрович Черемных, очень взволнованный, доложил мне, что в районе Кандагара произошло большое ЧП и мне нужно срочно вылетать туда.

Надо — значит лечу. Взял с собой полковника Бруниниекса, генерала Петрохалко (которого за внешнюю схожесть с министром Барклаем-де-Толли мы между собой называли Михаилом Богдановичем), переводчика Костина. Полетел со мной и мой начальник охраны полковник Алексей Никитович Карпов. Интуиция мне подсказывала, что не надо брать министра обороны Рафи. Когда обстановка критическая — лучше быть свободным от афганской стороны в принятии решений.

Сделав круг, наши два вертолета приземлились у КП. На лицах встречавших я увидел отпечаток нервозного и мрачного настроения. На КП находились командир Первого армейского корпуса или, как говорят афганцы, Центрального корпуса сорокалетний, в полном расцвете сил, полковник Халиль Ула, командир Второго армейского корпуса, сухопарый, с сильной сединой генерал-лейтенант Мир Тохмас, несколько генералов и офицеров Генштаба ВС ДРА, один из заместителей командарма-40 и, конечно, мой заместитель по ведению боевых действий генерал-лейтенант Шкидченко. С ним — еще два генерала: старший советник при командующем ВВС и ПВО Афганской армии и второй — старший советник при командующем артиллерией Афганской армии.

Среди этих начальников высокого ранга не самой заметной фигурой был полковник Шатин — командир 70-й отдельной мотострелковой бригады, которая воевала здесь в районе Кандагара во взаимодействии с 7-й и 15-й пехотными дивизиями. Шатин был ранен, его рука висела на груди на черной повязке.

Из всей этой большой группы военачальников надо было побеседовать лишь с несколькими, наиболее, на мой взгляд, рассудительными и опытными. А это не так просто сделать, как может показаться. Ведь тут собраны союзники высокого ранга, руководство корпусов афганской армии и много советских и афганских высоких армейских чинов. Извинившись перед остальными военачальниками, чтобы выиграть время и освоитья с обстановкой, я отозвал в сторону раненого комбрига полковника Шатина, и мы зашли вдвоем с ним в штабной автобус.