Таня Перес - Дитя дорог

Роженицы приходили и уходили. Акушерка меня очень баловала. Как будто все было замечательно, но ночи были ужасно тяжелые. Настолько тяжелые, что я просто боялась заснуть. Страх мой заключался в том, что я могла крикнуть или сказать что-нибудь, что приведет к разоблачению моего настоящего происхождения. Чтоб не заснуть, я просила сестер принести мне книги для чтения и маленькую свечку. Когда сестры открыли мою слабость к чтению, они поняли, что можно мне «закрыть рот» на долгое время, и таким образом избавиться от моих постоянных требований. Книги были на чердаке в огромных кучах! Их бросили на чердак, когда началась воина. Главврач приказал спрятать все книги, которые находились в больнице. Сестры все время жаловались на пыль, которая покрывала книги, и на то, что их заставляли ее убирать, от чего они беспрерывно чихали.

– Из-за тебя я чихаю десять раз подряд!

Я жалобно прошу прощения. Книги были выбраны не по их содержанию, а по их местоположению на чердаке и по их близости к входу на чердак. Там стояла лестница. Сестра Поплавская, которая была назначена главной «литераторшей» больницы, согласилась залезть на чердак, но ни за что не заходить во внутрь и искать для меня книги. Все, что находилось близко к входу, было тяжелое и толстое, появлялись у меня. Мне было тяжело держать книгу на животе и перелистывать. Иногда я ставила книгу на грудь близко к глазам, это было очень тяжело, но несмотря на это я смогла читать все, от русской классики и поэзии до книг, которые выражали политические идеи, например, Маркс, Энгельс и Ленин. Сталин не был близок к входу, поэтому я его не читала.

Румынские солдаты, которые сопровождали врача, чтобы я переводила для нее их жалобы и болезни. Они были в восторге от моих читательских возможностей. Они не умели читать по-русски, таким образом они не знали, какие «опасные» книги находятся у них перед глазами. Они смотрели на меня и говорили:

– Эта девочка такая умница. Читает такие большие книги, просто такие… – так они показывали пальцами насколько эти книги большие и толстые.

Я делала все, что меня просила Людмила Александровна, и переводила все их болячки на русский язык. Солдаты были в восторге от моих колоссальных способностей понимать, что они рассказывают. Одно ясно, что я ничего не понимала, о чем они говорят! Я только повторяла их фразы. А Людмила Александровна объясняла мне, о чем идет речь. Правда, меня это абсолютно не интересовало. Мое единственное желание было избавиться от них как можно скорее. Несмотря на их улыбки, я их очень боялась. В моем воображении я видела, как они направляют оружие прямо мне в сердце. В эти дни была большая суматоха в больнице. Сестры и докторши страшно боялись этих пациентов. Они не знали их и боялись, это была армия захватчиков. Для меня это была почти ежедневная работа. По ночам я разрешала себе спать только тогда, когда не было роженицы в комнате.

Я должна признаться, что была еще одна возможность времяпровождения, которая помогла мне скоротать эти ночи – мыши! Я заметила, что крошки моего хлеба, которые падали на пол, были очень привлекательны для мышей и мышат. Посреди ночи, когда свечка доживает свои последние минуты, почти в темноте, появляются несколько мышей. Осторожно и постепенно они подходят к крошкам, смотрят на меня с опаской, когда им кажется что все нормально, они собирают крошки и едят. Я их не гнала. Со временем они начали приводить свои семейства, а я начала собирать крошки, чтобы им было легче их найти. Хлеб, который давали нам в больнице, рассыпался очень хорошо, потому, что в него не клали всех нужных ингредиентов. На маленьком круглом стуле я специально оставляла крошки, они легко вскарабкивались на стул, и таким образом я могла их лучше разглядеть. Иногда я насыпала несколько крошек себе на одеяло, чтоб лучше увидеть этих животных. Я никогда не чувствовала никакого отвращения к этим существам. Я нашла их очень симпатичными, в особенности когда один малютка встал перед моими глазами и помыл себе нос обоими лапками. Самое малейшее движение – даже дыхание – их пугало до смерти. В одну секунду они исчезали, не оставляя и следа. Иногда заходила женщина, которая мыла полы, и постоянно жаловалась, что на полу много мышиного помета.

– Надо насыпать тут отраву, – кричала она.

– Конечно, – отвечала я.

Эта угроза никогда не исполнилась. Когда была роженица, все много двигались и кричали – не было и следа мышей, так что угроза отравы отодвигалась далеко и даже была забыта. Никому я не рассказывала о моем времяпрепровождении, странном в глазах многих! Я знала, что получу выговор, и убьют всех маленьких существ, которые превратились в моих ближайших друзей по ночам. В течение дня я иногда засыпала, несмотря на весь шум больницы и рожениц. Правда, эти звуки были невыносимы.

Ночи со своей стороны были тоже ужасны. Когда я погружалась с сон, после того как гасла свеча, я попадала в совершенно другой мир. Я видела себя гуляющей по главной улице нашего города, с моим папой, рука в руке. Мой папа всегда носил серый костюм, серую шляпу, и его волосы были тоже серые, он рано посидел. В одной руке он держал мою руку, а в другой свою трость, очень красивую. Трость нужна была ему не для того, чтобы помогать ему ходить, а только представляла собой аксессуар одежды серьезных и важных людей! Я задавала вопросы:

– Почему солнце днем, а ночью луна?

Папа объясняет.

– Папа, почему лето и зима?

Папа объясняет.

– Почему наш пес не захотел идти с нами гулять?

Папа объясняет психологию пса.

– Почему, мы любим ходить пешком, а не ездить в карете?

Папа объясняет.

Вот мы идем. Я слышу стук трости по асфальту. Вдруг все меняется. Я держу папу за руку, но нет трости, нет асфальта, а под ногами слякоть и грязь, слякоть и грязь, слякоть и грязь… мои ноги тонут глубоко в грязи, я не могу их вытащить, папа помогает мне, но его ноги тоже тонут и прилипают к земле. Мы видим перед нами телегу, где сидит мама. Вдруг я вижу, что мама почти падает. Она все время нас ищет. Я кричу:

– Мама, мама! – она не слышит. Она продолжает искать. Я слышу ее голос:

– Тата, Таточка!

Вдруг я ничего не слышу. Папа исчез. Я одна в грязи. Я стараюсь влезть на телегу. Я падаю в грязь. Я барахтаюсь в грязи и не могу вылезти. Я тону.

– Мама, мама! – я кричу.

Конвой продвигается. Я не могу достигнуть конвоя. Мои ноги прилипли к земле. Я просыпаюсь. Темнота. Коридор опустел. Я одна. Слабый свет исходит из коридора. Я смотрю вокруг. Слякоть исчезает, я в кровати. Я засыпаю опять. Вдруг та же картина, мы тонем в снегу. Мои галоши слезают с моих ног и остаются в снегу. Я иду, мои ноги замерзают. Я больше не чувствую ног. У меня уже нет ног. Я падаю. Я на обочине, между раздетыми трупами. Где папа? Я ищу его. Нет папы. Мама исчезла. Вдалеке бабушка. Ее бросают в могилу. Опять трупы. Я одна между трупами! Знакомый голос говорит мне: