Владимир Джунковский - Воспоминания (1915–1917). Том 3

Соображаясь с такой общей целью необходимо высылать разведывательные партии в такие места, где есть надежда или проникнуть скрытно за проволоку, или захватить немца вышедшего из-за проволоки. Признаком того, что немцы вышли сами на разведку, может служить почти полное прекращение огня на тех участках, где такие имеются.

Если разведка ведется без системы, без твердо и ясно поставленной цели, то она в большинстве случаев не даст никаких результатов, а приучит только людей к халатному исполнению своих обязанностей, так как они будут терять веру в возможный успех. Там, где нельзя надеяться на такой, надо ограничиться только высылкой необходимого сторожевого охранения, цель которого не давать противнику возможности приближаться к нашим оборонительным линиям для их изучения. При всех попытках к разведке со стороны противника, пользоваться, в этих случаях, возможностью захвата и уничтожения разведывательных партий немцев, вышедших из-за проволоки, а не ограничиваться отбитием их огнем, особенно это касается тех случаев, когда противник приближается к нашим окопам и ведет разведку мелкими партиями.

Кроме обычной разведки возможно производить на некоторых участках после тщательного исследования и изучения подступов, силы и характера проволочных заграждений и огневой обороны большие поиски силами от роты до батальона, цель которых добыть открытой силой необходимых нам пленных, причинить противнику возможно больше вреда и заставить его быть всегда в напряжении. Проекты таких поисков своевременно представлять всегда мне на утверждение, донося об избранном пункте нападения, когда его предположено пополнить, сколько сил для этого предназначается, нужно ли содействие легкой и тяжелой артиллерии, необходим ли заградительный огонь химическими и обыкновенными снарядами, необходима ли поддержка резервом (у соседей) и т. д».

К этому времени все лазареты дивизии получили возможность начать правильно функционировать, что было необходимо, т. к. потери в частях дивизии все увеличивались и надо было в деле направления раненых и больных и распределении их ввести известный порядок. Он и был установлен следующим моим приказом от 24 января:

«Ввиду перевода состоящего при дивизии 55-го передового отряда Красного Креста и развернувшихся дивизионных перевязочного отряда, 1-го и 2-го лазаретов, приказываю раненых и больных направлять в:

1) Перевязочный отряд д. Вольна – раненых 58 и 59-го полков для подачи первоначальной помощи, откуда их переводить для дальнейшего лечения в 2 Курско-Знаменский лазарет Красного Креста.

2) 1-й лазарет в лесу восточнее до Задвеи – направлять больных с внутренними ими и хирургическими болезнями 58 и 59-го полков.

3) 55-й передовой перевязочный отряд Красного Креста (ф. Рафалин – всех раненых, непосредственно из полковых перевязочных пунктов 57 и 60 полков и больных 57-го полка).

4) Лазарет при передовом пункте В. М. Пуришкевича – больных 60 полка;

5) (2-й лазарет (ф. Фелисин) – всех заразных и кожных больных и венериков 57, 59-го, 60 полков. До перехода 2 лазарета в ф. Фелисин означенных больных направлять в д. Ишкольда в эпидемский отряд В. С. Г.)

6). Зубоврачебный кабинет открывает свои действия при 55-й передовом отряде (ф. Рафалин) с 25 сего января для всех полков.

Дивизионному врачу иметь наблюдение, чтобы все изложенное точно исполнялось».

Постоянно обходя окопы, как только мне это по распределении времени представлялось возможным, я не мог не обратить внимание, что они, как-то неестественно выдвинутые вперед, требовали тщательного укрепления для приведения их в оборонительное состояние. Работы эти сопряжены были с неимоверными трудностями, ввиду особо тяжелых условий и недостатка рабочих рук.

Последнее являлось вследствие того, что из работы не было возможности наряжать стрелков из частей корпусного резерва (8 верст до передовой линии) и 2-х батальонов дивизионного (6 верст) ввиду того, что переходы по глубокому снегу туда и обратно отнимали непроизводительно 4–5 часов времени, да и работы после 2–3 часового перехода не могли быть успешными.

Кроме того и в тактическом отношении я находил рискованным ослаблять корпусный и дивизионный резервы, вследствие чего приходилось ограничиваться нарядами из полковых резервов, как правого, так и левого боевых участков, причем опять таки, по тактическим соображениям, больше половины стрелков и из этих резервов снаряжать, я находил не желательным. Из батальонных же резервов и от рот гарнизонов окопов можно было снаряжать только по полуроте или взводу.

Тяжелые же условия вызывались близостью противника, требовавшей большой осмотрительности. Кроме того местность позади первой полосы была открытая, почему подвозка, подноска материалов и сами работы можно было производить только ночью.

Помимо этих неблагоприятных обстоятельств, т. к. надо было окончить работы к 1 марта, у нас на февраль осталось рабочих дней не более 19–21, т. к. каждая смена частей на позиции, а их должно было быть три, отнимало в два приема от 2 до 3 дней, а т. к. известно было, что февраль месяц обыкновенно изобиловал снежными метелями, когда работать нельзя было бы и когда все время уходило бы на очистку окопов и ходов сообщения от снега, то число рабочих дней было бы еще меньше.

В виду всего этого мне пришлось ограничиться только самыми необходимыми работами и согласиться на постройку лисьих нор [582], взамен блиндажей, т. к. первые не требовали того огромного количества бревен как блиндажи и строились гораздо быстрее.

Затем еще одна отрасль, которой я не мог не коснуться, это руководство артиллерией. Помня из практики какие были всегда печальные результаты, когда артиллерией распоряжались не начальники боевых участков, а особо назначаемые лица, я составил схему заградительного артиллерийского огня на участке моей дивизии и, войдя в соглашение с соседними начальниками дивизии, выработал особый порядок действий артиллерии, причем предоставил право требования открытия такового огня не только начальникам полковых боевых участков, но и командирам батальонов и рот на своих участках, если командир полка признал бы это необходимым. <���…>

3-го февраля я присутствовал на погребении двух стрелков убитых во время разведки, они в числе 20-ти уже совсем окружали немецкий караул, как вдруг один кашлянул, обнаружив таким образом себя.

Немцы, открыв беспорядочную пальбу, удрали и затем открыли огонь из бомбометов. Два наших были убиты, одному совсем оторвало голову. Об убитых узнали только тогда, когда засада была вынуждена отойти назад. Для выноса тел убитых были вызваны охотники, охотников оказалось 8 человек, в том числе ефрейтор Рязанов и стрелок Кузьмин; как только охотники подошли к месту, где лежали убитые, по ним открыли бомбометный и ружейный огонь и, вследствие близости расстояния до проволоки противника, забрасывали ручным гранатами. Местность же беспрерывно освещалась ракетами. Попытка не удалась, и они вынуждены были отойти. Спустя полчаса пошли снова и были обнаружены бдительным противником. Когда партия отчаялась уже вынести убитых товарищей, стрелок Кузьмин и ефрейтор Рязанов, несмотря на полное освещение ракетами местности, пошли вперед, увлекая своим примером остальных, и вытащили почти из-под проволоки убитых товарищей и их винтовки. Оба они за свой подвиг были мной награждены Георгиевскими медалями.