Владимир Джунковский - Воспоминания (1915–1917). Том 3

Ее укреплению может помешать внутренняя вражда в среде армии, рознь между офицерством и солдатами, и на всех гражданах лежит сейчас обязанность содействовать налаживанию отношений между солдатами и офицерами, признавшими новый строй России.

И мы обращаемся к офицерам с призывом проявлять в своих служебных отношениях уважение к личности солдата-гражданина. В расчете на то, что офицеры услышат наш призыв, мы приглашаем солдат в строю и при несении военной службы строго выполнять воинские обязанности. Вместе с тем комитет сообщает армиям фронта, что приказ № 1 и 2 относятся только к войскам Петроградского военного округа, как и сказано в заголовке этих приказов, что же касается армий фронта, то военный министр обещает незамедлительно выработать в согласии с исполнительным комитетом Совета рабочих и солдатских депутатов новые правила отношений солдат и командного состава…

Эти все воззвания мало достигли цели, т. к. одновременно все делалось для дискредитирования командного состава и офицеров и для колебания дисциплины. Гучков с Поливановым, назначенным к нему помощником, собрали комиссию для пересмотра уставов и изменения их (и это в разгаре военных действий), а затем был составлен список всех начальствующих лиц до командиров корпусов включительно, причем по совету генералов, окружавших Гучкова, им ставились кресты против фамилий тех, кои им были нежелательны. Было уволено до 100 генералов [626], что также сыграло немалую роль развалу армии. Все чувствовали, что армия, как боевая единица, катится по наклонной плоскости.

У меня, к счастью, дивизия как-то держалась и из повиновения не выходила, но это стоило неимоверного напряжения.

Среди всех этих тревог за завтрашний день, я был очень растроган бывшими моими соратниками по Нарочскому бою, которые в день этого боя вспомнили меня. Я получил несколько депеш из родной бывшей 8-й дивизии:

«Вспоминая славные дни доблестных подвигов и душою с Вами Редько».

«В годовщину славного Нарочского боя 31-й полк, вспоминая своего вождя, шлет Вам наилучшие пожелания и горячие приветы. Командующий 31-м полком поручик Крюков [627]».

«Годовщину боев под Нарочем вспоминаю пережитое, шлю Вам самый сердечный привет. Хрипунов».

12-го марта пришло распоряжение допустить в полках учреждение самостоятельных солдатских организаций.

Пришлось отдать по сему поводу приказание, которое я облек в следующую форму.

«Приказываю начальникам частей дивизии не чинить препятствий и оказывать содействие самостоятельным солдатским организациям, для чего – разрешать собрания в свободное от службы время во всем районе расположения дивизии, за исключением района расположения боевых полковых участков с полковым резервом включительно.

От полков, находящихся на боевой позиции разрешаю увольнять на собрания в тыл не более 2-х солдат от роты, дабы не ослаблять боеспособности, памятуя, что нам сейчас надо быть особенно зоркими на позиции, т. к. немец не дремлет и может каждую минуту устроить нам пакости».

Дабы несколько обезвредить эти организации, я просил офицеров не отказываться от вступления в оные с тем, чтобы они своим влиянием способствовали тому, чтобы все проводимое на их собраниях не только не ослабляло бы боевой дух дивизии, но напротив, стремилось бы его укрепить. В приказе по дивизии я отдал следующее:

«В интересах скорейшего проведения в жизнь армии нового законного порядка, установления духа общности и взаимопомощи в высоких целях организации свободы и победы необходимо, чтобы начальствующие лица содействовали организации солдат и, содействуя, сближались с ними сами.

Нужно проникнуться убеждением, что только путем совместных собеседований и обмена мнений вырабатывается строгая организация ради братства и победы над врагом. Верьте здравому смыслу солдат – предоставьте им возможность в пределах закона свободно собираться, обсуждать свои нужды, создавать свои организации, конечно, не ослабляя боевых рядов и не нарушая порядка настороженной боевой жизни.

На ближайшее же собрание, о котором части будут своевременно оповещены, отпустить из резервных полков возможно больше офицеров и солдат, но с таким расчетом, чтобы отпуск чинов не вредил текущему боевому делу и необходимым для сего работам, от боевых же частей по два офицера от батальона и по 4 солдата от каждой роты и до двух от каждой команды. В дальнейшем же руководствоваться нижеследующими правилами: в частях войск, стоящих на боевых позициях, для участия в воинских собраниях отпускать по два солдата от роты и команды численностью более 100 солдат, от других же команд по одному.

Прошу и приказываю всемерно и со всею полнотой поддерживать дух дисциплины и порядка, помятуя, что новый свободный строй устанавливает благодетельные законы, возвышающее звание солдата и способствующие при искреннем проникновении ими сближению и взаимному доверию. Помните, что чем больше дается свободы, тем больше требуется от каждого соблюдения порядка и законности».

В этот же день я издал и следующие приказы, как результат моих объездов частей дивизии:

«При осмотре мною пострадавшей от обстрела правой батареи боевого участка, я не мог не обратить внимания на то, что 4-я тяжелая батарея не пришла на помощь своим огнем, несмотря на то, что с наблюдательного пункта ясно было видно место неприятельской батареи, которая обрушилась на нашу правую батарею. Офицер наблюдатель тяжелой батареи проявил какое-то непонятное для меня равнодушие. Приказываю командиру 4-й тяжелой батареи представить мне по сему поводу объяснение».

«При обходе мною перевязочных пунктов и лазаретов я заметил недостаточно внимательное, в некоторых случаях, отношение к раненым со стороны ближайшего начальства в ротах и фельдшерского персонала, – так были случаи, что раненый в грудь с переломом ребра, другой – в горло доходили пешком до перевязочного пункта. Такие случаи возможны только во время серьезных боев, при больших потерях, и когда, волей неволей, приходится и более тяжелым раненым добираться самим до перевязочных пунктов, в настоящее же время это недопустимо. Кроме того, я напал в одном из лазаретов на тяжелый случай. Раненый, доставленный на полковой перевязочный пункт заявил, что у него имеется 80 рублей денег. Врач перевязочного пункта обязан был или взять эти деньги на хранение и выдать расписку, или же, если бы раненый пожелал взять с собой деньги, должен был в препроводительной бумаге указать сумму денег, находящуюся при раненом. Так как врач не принял этих мер, а раненый по прибытии в дивизионный перевязочный отряд был без памяти – деньги в результате пропали. Считая виновным как полк, так и дивизионный перевязочный отряд, приказываю на этот раз вернуть эту сумму раненому стрелку 58-го Сибирского стрелкового полка Дурневу [628], находящемуся в Курско-знаменском лазарете, в равных долях по сорок рублей из хозяйственных сумм 58-го полка и перевязочного отряда.