Владимир Джунковский - Воспоминания (1915–1917). Том 3

Предупреждаю, что на будущее время в таких случаях будет взыскиваться с виновных лиц…»

«Около 16-ти часов тяжелая батарея противника, корректируемая с аэроплана, обстреляла 4-ю батарею 2-й Гренадерской apтиллерийской бригады, выпустив около 200 снарядов, причем в нишах со снарядами произошли пожары, которые были потушены мужественной и самоотверженной работой взводного фейерверкера Крылов и старшего фейерверкера Григоренко [629]. За полное спокойствие и самообладание, проявленное на батарее, объявляю благодарность командующему батареей капитану Каминскому [630], а молодцов Крылова и Григоренко приказываю представить к соответствующим наградам».

13-го марта я получил извещение, что на другой день, в расположение дивизии прибудет член государственной Думы Н. Н. Щепкин [631]с приветствием от Временного правительства.

Я был этому очень рад, т. к. надеялся, что Щепкин сумеет повлиять на массы в смысле необходимости поддержать дисциплину и довести войну до конца. Чтобы наибольшее число солдат могло его увидеть, я отдал следующий приказ по дивизии:

«Завтра 14-го сего марта, в 14 час. 30 мин. прибудет в расположение дивизии член Государственной Думы Н. Н. Щепкин с приветствием войскам от Временного правительства.

Для выслушивания этого приветствия назначить:

1) 59-й Сибирский стрелковый полк в полном составе;

2) Батальон 60-го Сибирского стрелкового полка и команды из южной части Россошского леса.

3) от батальона того же полка из узкой части Россошского леса по 10 солдат от каждой роты при одном офицере от батальона.

4) от батальона, расположенного при штабе левого боевого участка, по 2 солдата от роты при одном офицере от батальона.

5) от 57-го и 58-го Сибирских стрелковых полков по 2 солдата от роты и по одному от каждой команды при одном офицере от каждого полка.

6) от 3-й саперной роты Гренадерского саперного батальона возможны большее число солдат при офицере.

7) от штаба дивизии – 20 солдат, управлений 15-го Сибирского артиллерийского дивизиона и дивизионного интенданта по 2 солдата.

8) от каждой батареи по 10 солдат при офицере от дивизиона.

9) от дивизионного обоза – 20 солдат.

10) от обозов II разряда каждого полка – по 10 солдат.

11) от перевязочного отряда – 20 солдат.

12) от 1-го и 2-го лазаретов: Курско-Знаменского и Богодуховского отрядов и военно-санитарного транспорта по 10 человек.

<���…> К означенному времени и месту командиру 60-го Сибирского стрелкового полка прислать хор музыки. Форма одежды пехотная».

Я приказал обставить посещение Щепкиным нашей дивизии возможно торжественнее, соорудить особую трибуну, с который бы он мог сказать свою речь, чтобы все его видели и слышали.

За Щепкиным на вокзал я послал свои сани и командировал адъютанта. Погода была дивная, тихая, солнце светило вовсю, за полчаса до назначенного времени его приезда, я приехал верхом, объехав все части дивизии, здороваясь со стрелками и поздравляя их с праздником – приездом к нам представителя от Временного правительства. Настроение было бодрое, веселое. В три часа дня приехал Щепкин в полушубке, большой меховой шапке с солдатским Георгиевским крестом на груди и зеленым бантом. Командир полка скомандовал «на караул», музыка заиграла марш «Победы» и он подошел к Щепкину с рапортом.

После этого подошел я и приветствовал от лица дивизии, поблагодарив за оказанное нам внимание его приездом.

Щепкин поздоровался: «Здравствуйте граждане-солдаты».

Дружно и бойко ответили мои стрелки. После этого, когда Щепкин взошел на эстраду, я приказал придвинуть всех солдат, которые и окружили его тесным кольцом.

Все более и более воодушевляясь, Щепкин произнес очень хорошую речь, говорил просто, без фраз, касаясь как раз самых больных вопросов, которые волновали солдатские умы, он попадал как раз в точку. К его речи я бы ничего не мог прибавить и ничего бы не мог от нее отнять. Впечатление она произвела огромное, я лично был вполне удовлетворен, все окружающие также. По окончании его речи я поднялся на трибуну и, обратясь к офицерам и солдатам, спросил, уполномачивают ли они меня ответить члену Государственной Думы. Дружно подхваченное «просим» было ответом.

С большим порывом я обратился к Щепкину, прося принять нашу благодарность за все им высказанное, за разъяснения, которые для нас особенно ценны, т. к. они затронули каждого из нас и никаких сомнений в целях, преследуемых правительством у нас после его речи не осталось и, что я прошу его передать пославшему его Временному правительству, что моя дивизия, присягнув на верность обновленной России и повиновении ее Временному правительству, будет свято выполнять присягу и, что мы все, начиная о меня и кончая младшим стрелком, в полном единении и дружной работе, не за страх, а за совесть будем работать на фронте, не покладая рук, защищая родину от нашего врага – немца, с полной верой в будущее счастье России.

Кончил я за матушку Россию, Временное правительство и Щепкина, после чего мы со Щепкиным обнялись тут же на трибуне, при прямо неистовых криках 7 тысяч солдат моей дивизии.

Чудная речь Щепкина, отвечавшая как раз на наши запросы и часть коей была посвящена поддержке командного состава и офицерства, заставила меня забыть все, что накопилось в душе моей против него еще с 1905 года, когда он так вооружил меня против себя своими резкими выступлениями.

Вместе с ним под руку, мы прошли сквозь густые шпалеры солдат к саням и он уехал, провожаемый звуками оркестра и криками «ура». Настроение у всех было приподнятое, чувствовалось, что не было ни одной нотки диссонанса, а главное, из уст представителя высшей власти мои стрелки услышали все то, что я и мои командиры и офицеры твердили им все время, а разные агитаторы старались их уверять в противном. <���…>

На другой день, 15-го марта, мне представлено было дознание, произведенное по моему приказанию по поводу непристойного поведения двух прапорщиков. Это дело меня весьма расстроило, пришлось отнестись с большой строгостью, дабы парализовать подобные явления.

Один из них Савин [632], будучи в душе большевиком, вносил страшную дезорганизацию среди солдат и пользовался влиянием среди отрицательно настроенных солдат.

Я изложил это позорное дело в приказе от 15-го марта:

«Из дознания, представленного мне полковником 60-го Сибирского стрелкового полка Поступальским по поводу неблаговидного поведения прикомандированных к 3-й гренадерской саперной роте прапорщиков 57-го полка Савина и 59-го – Голицина [633], я усматриваю, что прапорщик Савин в течении двух последних недель вел совершенно недопустимый образ жизни, недостойный офицерского звания, злоупотребляя крепкими напитками, являлся на питательный пункт в нетрезвом виде, где вел себя неприлично, как по отношению к этому почтенному учреждение вообще, так и в частности к персоналу пункта. Последний же раз его невменяемость дошла до того, что он вызвал взвод сапер и с ними намеревался идти на пункт, но вовремя был остановлен командующим 3-й гренадерской саперной ротой.