Владимир Джунковский - Воспоминания (1915–1917). Том 3

31 октября получен был приказ с выдержками из нового Положения о войсковых комитетах, и на новых началах. Этим положением власть командного состава умалялась еще больше. Это положение я объявил в следующем приказе:

«31-го октября 1917 г.

Приказ № 1019 3-му Сибирскому армейскому корпусу.

Действующая армия

По политическо-организационной части

Командарм, в согласии с комиссаром, приказал приступить к переизбранию всех ротных, командных, полковых и равных им комитетов, а также дивизионных и равным им комитетов по нормам нового положения о комитетах с таким расчетом, чтобы перевыборы эти были закончены к концу выборов в Учредительное Собрание, т. е. к 14 ноября 1917 г.

По сему объявляя ниже сего для руководства выдержки из нового Положения о выборах в ротные и полковые комитеты, приказываю произвести переизбрание состава таковых согласно оснований этого положения, приступив к переизбранию не позже 6 ноября 1917 г.» <���…>

Только в первых числах ноября мы наконец узнали, что власть Временного правительства пала, что во главе новой власти советов стал Ленин, что Керенский удрал, и Верховного главнокомандующего таким образом у нас не было. Последнее подтвердилось приказом начальника штаба Верховного главнокомандующего от 2 ноября за № 8080:

Приказ Духонина:

«До прибытия в ставку Главковерха я сего числа вступил во временное исполнение должности Верховного главнокомандующего. Приказываю войска, направленные на Гатчину, остановить и сосредоточить в районах, указанных мною главкосеву. Всякие самочинные выступления войск прекратить, принять меры к скорейшему установлению порядка на железнодорожных станциях и в гарнизонах. Главное внимание обратить на укрепление положения на фронтах и на обеспечении довольствия войск».

После этого каждый день приносил известия одно тревожнее другого, вести о насилии над лицами командного состава все учащались, да и не мудрено, т. к. большинство приказов, которые получались в то время, были проникнуты надавливанием на командный состав и на офицеров, положение последних становилась прямо трагичным. Жаль было их страшно. Я старался всеми силами их поддержать нравственно, входя в их положение, и мне удалось сохранить равновесие – ни одного эксцесса, насилия по отношению к офицерству у меня в корпусе не было. Я продолжал посещать окопы и тыловые учреждения, обревизовав уже в ноябре, когда развал вокруг был полный, корпусную хлебопекарню.

8 ноября ввиду катастрофического положения по части продовольствия я созвал у себя совещание, на которое пригласил всех начальников дивизий, интендантов и членов президиума корпусного комитета. Накануне этого дня прибыл ко мне комиссар, назначенный в мой корпус, до этого времени у меня такового не было и все распоряжения я отдавал самостоятельно. Комиссар этот был солдат из тыла, большевик, но очень скромный, чувствовал себя он как-то очень неловко, т. к. абсолютно ничего не знал и не понимал, ни по фронтовой, ни по хозяйственной части. Его роль на совещании была весьма плачевная, он растерянно смотрел, когда я обращался к нему, испрашивая его согласия на то или иное решение.

Пробыл он у нас три дня и уехал, и я его больше не видал. На совещании раскрылась ужасающая картина, как в продовольственном отношении, так и по вопросу снабжения теплыми вещами и одеждой.

Было оглашено полученное накануне известие, что на прибытие теплых вещей рассчитывать нельзя, т. к. в Москве весь склад, предназначенный для отправки на фронт, разграблен, а также разграблены по пути следования и все вагоны с теплыми вещами, уже отправленные в действующую армию. Положение было трагическое, т. к. люди мерзли, погода была адская. С продовольствием тоже было не ладно, с тыла ничего не поступало, запасы истощались, только снарядов было полное изобилие, а их уже было не нужно, всюду несся клич «долой войну», «скорее мир». На совещании были разработаны все меры, чтобы как-нибудь справиться с надвигающимся голодом, и надо отдать справедливость корпусному интенданту – достойному всякого уважения полковнику Шестакову, благодаря ему нам удалось выйти из ужасающего положения с честью и до голода у нас не дошло.

Но до чего я измучился за это время. Вспоминая сейчас эти дни, я не понимаю, как я только все это вынес. Правда, вся эта передряга сильно отозвалась на моем здоровье, так что ряд сердечных припадков заставили меня обратиться к консилиуму врачей, которые нашли мое сердце в очень плохом состоянии, настаивая на моем скорейшем отъезде на Кавказ для лечения. Но как оставить в такую минуту корпус, не поддержать его, покинуть, когда я чувствовал, что приношу еще какую-то пользу, что мое влияние еще не потеряно, что со мной еще считаются. И действительно, на позиции у меня еще был порядок, да и в резервах было сравнительно прилично, так что еще 9 и 10 ноября я мог совершенно сознательно отдать по корпусу два нижеследующих приказа:

«9 ноября 1917 г. Спешно.

Приказ № 1033 3-му Сибирскому армейскому корпусу

Действующая армия

По строевой части

В ночь на 8-е сего ноября от штурмовиков 8-й Сибирской стрелковой дивизии, находящихся в окопах, была выслана в сторону противника разведка, которая у немецких проволочных заграждений встретилась с неприятельской разведкой, значительно превосходящих сил.

Благодаря умелым действиям наших разведчиков, после перестрелки немцы отступили; к сожалению, преследование результатов не дало из-за сильной темноты. Во время перестрелки убит с нашей стороны стрелок 9-й роты 30-го Сибирского стрелкового полка Федор Рублев, добровольно присоединившийся к разведке штурмовиков.

Слава и честь стрелку Рублеву, геройски погибшему на поле брани. Да будет вечная ему память!

Приказываю мне донести о семейном его положении с краткой запиской о службе, что же касается его подвига, запечатленного смертью, то товарищи его в Георгиевской думе, я уверен, отдадут должное.

Командир корпуса генерал-лейтенант Джунковский.

«10 ноября 1917 г.

Приказ № 1050 3-му Сибирскому армейскому корпусу

Действующая армия

С октября по ноябрь с.г. учебная команда 31-го Сибирского стрелкового полка несла охранную и караульную службу в м. Мир, для каковой цели была специально командирована.

По свидетельству членов корпусного комитета и докладу коменданта и личного своего наблюдения, службу означенная команда несла образцово, и как офицеры, так и солдаты, исполняя все возложенные на них обязанности с полным сознанием своего долга.