Анна Франк - Убежище. Дневник в письмах

Милая Китти!

Я забыла наверху свою «шкатулку со всякой всячиной», и, следовательно, в том числе авторучку, а у них «мертвый час» (до полтретьего), и их нельзя будить, так что ты уж не взыщи, пишу карандашом.

Я сейчас ужасно занята, как странно это ни покажется, у меня не хватает времени, чтобы провернуть всю эту гору работы. Рассказать тебе вкратце, что я должна сделать? Ну так вот, до завтра мне надо дочитать первую часть биографии Галилео Галилея, потому что книгу нужно вернуть в библиотеку. Я начала ее читать вчера, сейчас я на странице 220, а всего в ней 320, так что я успею. На той неделе мне надо прочитать « Палестину на распутье » и вторую часть «Галилея». Дальше, вчера я закончила первую часть биографии императора Карла Пятого и много чего оттуда выписала, в том числе родословные, теперь крайне необходимо все это привести в порядок. Затем у меня скопилось три страницы иностранных слов, выписанных из разных книг, надо их прочитать вслух, переписать и выучить. Пункт четвертый в моей программе – мои кинозвезды, они свалены как попало и ждут не дождутся, чтобы их разобрали как следует; но, поскольку на это потребуется много дней, а профессор Анна, как уже было сказано, в данный момент задыхается от работы, пусть пока хаос остается хаосом. Далее ждут своей очереди Тесей, Эдип, Пелей, Орфей, Ясон и Геркулес, их многочисленные деяния перемешались у меня в голове, как пестрые нити в ткани платья, и с Мироном и Фидием тоже нужно разобраться, а то я забуду, что я про них знаю. То же самое можно сказать, например, о Семилетней и Девятилетней войнах.

Этак у меня в голове все перепутается. Ну что прикажешь делать, если у меня плохая память! Воображаю, как я буду все забывать, когда мне стукнет восемьдесят!

Да, вот еще Библия, ну когда же наконец я дойду до истории про купание Сусанны? И в чем там дело с грехом Содома и Гоморры? Ах, как ужасно много вопросов, как многому нужно еще учиться! А Лизелотта Пфальцская? Ее я тем временем совсем забросила.

Так что видишь, Китти, в какой я запарке?

Теперь о другом. Ты уже давно знаешь, что я больше всего хочу стать когда-нибудь журналисткой, а потом знаменитой писательницей. Осуществится ли моя великая мечта (или мания величия), покажет будущее, но замыслов у меня уже сейчас накопилось достаточно. Во всяком случае, хочу издать после войны книгу под названием « Убежище ». Удастся ли это – еще вопрос, но основой для нее послужит мой дневник.

«Жизнь Кэди» тоже непременно доведу до конца, продолжение рассказа я придумала такое: Кэди выздоравливает, возвращается из санатория домой и переписывается с Хансом. Это происходит в 1941 году. Вскоре она обнаруживает, что Ханс симпатизирует НСД [52].

Кэди же всей душой сострадает евреям и своей подруге Марианне, из-за этого они с Хансом отдаляются друг от друга. Потом они встречаются, и сначала было у них все снова налаживается, но после у Ханса появляется другая девушка, и они с Кэди порывают. Кэди совершенно убита и, чтобы найти удовлетворение хотя бы в работе, решает стать медицинской сестрой. Выучившись на медсестру, она по настоянию друзей своего отца отправляется в Швейцарию, где ей предлагают работу в туберкулезном санатории. В первый же отпуск она едет на озеро Комо и случайно встречает Ханса. Он рассказывает ей, что два года назад женился на преемнице Кэди, но его жена во время приступа депрессии покончила с собой. Только женившись на другой, он понял, как любил свою маленькую Кэди, и теперь он снова просит ее руки. Кэди отказывает, хотя она и сейчас против воли продолжает его любить так же сильно, но гордость не позволяет ей согласиться. После этого Ханс уезжает, и спустя годы до Кэди доходит слух, что он обосновался в Англии и постоянно мается со здоровьем.

Сама Кэди вышла замуж в двадцать семь лет за состоятельного деревенского жителя по имени Симон. Со временем она крепко полюбила его, но все же не так, как Ханса. У нее родились две дочери и сын, Лилиан, Юдит и Нико. Симон и Кэди были счастливы, но Ханс всегда присутствовал где-то на заднем плане в ее мыслях до тех пор, пока однажды ночью он не приснился ей и она во сне не распрощалась с ним.

Это вовсе не сентиментальная чушь, в основу рассказа положен роман моего папы.

Дорогая моя Китти!

Вчера был папин день рождения и, кроме того, 19-я годовщина свадьбы моих родителей, уборщица в этот день не работала, и солнце сияло так, как еще ни разу в 1944 году. Наш каштан снизу доверху в цвету, у него пышная листва, и он гораздо красивее, чем в прошлом году.

Клейман подарил отцу биографию Линнея, Кюглер – тоже книгу о природе, Дюссел – «Амстердам на водах», Ван Дааны – огромную коробку, так красиво разукрашенную, как будто над ней потрудился лучший художник-декоратор, а внутри – три яйца, бутылка пива, бутылка йогурта и зеленый галстук. Подаренный нами горшок патоки выглядел бедновато на таком фоне. Зато мои розы чудесно пахли в отличие от красных гвоздик, подаренных Мип и Беп. В общем, ублажили его как следует. От Симонса прислали пятьдесят пирожных, вот это да! Кроме того, папа сам выставил угощение – пряник, пиво для господ, а для дам – йогурт. Все было очень вкусно!

Дорогая моя Китти!

Для разнообразия (поскольку я тебе давно ничего такого не писала) перескажу маленькую дискуссию между супругами Ван Даан, которая произошла вчера вечером.

Мефрау: Наверняка немцы за это время очень сильно укрепили Атлантический вал, они, конечно, сделают все, что в их силах, чтобы остановить англичан. Все же какие огромные силы у немцев.

Менеер: О да, невероятные!

Мефрау: Да-а!

Менеер: Эти немцы наверняка напоследок выиграют войну.

Мефрау: Очень может быть, я пока еще не убеждена в обратном.

Менеер: Все, я больше тебе не возражаю.

Мефрау: Но ты же, наоборот, всегда возражаешь, ты тут же втягиваешься в спор.

Менеер: Вот уж нет, я отвечаю по возможности кратко.

Мефрау: Но отвечаешь и всегда считаешь, что ты прав. А твои пророчества сбываются далеко не всегда.

Менеер: До сих пор они сбывались.

Мефрау: А вот и нет. По-твоему, высадка союзников произошла еще в прошлом году, Финляндия уже заключила мир, с Италией еще зимой было покончено, русские уже заняли Львов. Нет уж, твои пророчества гроша ломаного не стоят.

Менеер (вставая): Хватит, заткнись наконец-то. Когда-нибудь я тебе докажу, что я прав, когда-нибудь ты у меня схлопочешь, мне осточертело твое кудахтанье, вот погоди, получишь за свои придирки.

(Конец первого действия.)

Я чуть не расхохоталась, мама и Петер тоже с трудом сдерживали смех. Ох уж эти глупые взрослые, пусть бы сначала сами научились себя вести, а потом уже цеплялись к детям со своими вечными замечаниями. Начиная с пятницы мы опять по ночам открываем окна.