Леонид Аринштейн - Пушкин: «Когда Потемкину в потемках…». По следам «Непричесанной биографии»

Как видим, некоторые исследователи «подгоняли» дату к тому периоду, когда Наталья Николаевна уже стала женой Пушкина, полагая именно ее адресатом стихотворения.

Между тем, дата 19 января 1830 г., проставленная в восьми из тринадцати списков и принятая в Большом академическом издании, позволяет высказать и другие соображения относительно адресата стихотворения.

Дело в том, что точно такая же дата – «19 января 1830. С.П.б.» – поставлена Пушкиным под стансами митрополиту Филарету «В часы забав иль праздной скуки»: с этой датой они были напечатаны Пушкиным в «Литературной газете» уже в феврале того же года.

Известно, что Пушкин послал стансы митрополиту Филарету не непосредственно, а через Елизавету Михайловну Хитрово, с которой Пушкина в то время связывали дружеские и интимные отношения.

Поскольку та же дата стоит в большинстве списков любовного стихотворения, есть основания полагать, что вместе со стансами Филарету Пушкин передал Хитрово и стихотворение «Нет, я не дорожу…».

Однако само по себе это не означает, что Пушкин сочинил это стихотворение специально для Е. М. Хитрово. Всё, что известно об их отношениях, опровергает такую вероятность. Пушкин тяготился связью с Елизаветой Михайловной (бывшей на 16 лет его старше), хотя с присущей ему непоследовательностью писал ей иногда нежные письма (подробнее см. с. 23–27). Любовное поведение лирической героини, которая, «склоняяся на долгие моленья», остается «стыдливо-холодна» и «едва ответствует» любовным ласкам, никак не вяжется с поведением и темпераментом Елизаветы Михайловны, которая, по словам Вяземского, «пылала» к Пушкину «языческой любовью» [133]. Что же касается сдержанности и смирения, то скорее можно говорить о противоположных качествах – страстности и императивности Елизаветы Михайловны, что порой даже пугало Пушкина. Недаром в одном из писем к тому же Вяземскому он жалуется, что она его «преследует» и сравнивает ее с супругой египетского царедворца Пентефрия, столь активно домогавшейся ласк Иосифа, что тот бежал от нее, оставив в ее руках свою одежду [134].

Е. М. Хитрово. Рис. Пушкина

Однако отдать Елизавете Михайловне стихотворение, написанное ранее и адресованное другой женщине, Пушкин вполне мог, тем более что такой шаг содержал в себе определенную двусмысленность: стихотворение «Нет, я не дорожу…» перекликается по своему содержанию с антологическим стихотворением, обращенным «к постарелой красавице», незадолго до того переведенным Батюшковым [135]и безусловно известным Елизавете Михайловне. А уже возможность поиграть двусмысленностью Пушкин никогда не упускал.

Кому же Пушкин мог адресовать это стихотворение первоначально?

Ответ на этот вопрос подсказывает сравнение «Нет, я не дорожу…» с упомянутым переводом Батюшкова, на который собственно и ориентировался Пушкин. Вот этот перевод:

Как видим, в переводе Батюшкова противопоставление «красавиц» идет по возрастному принципу: «незрелая краса» противопоставлена опытности «осеннего» возраста. Пушкин же дает противопоставление совсем другого характера: мятежность, страстность противопоставлены у него смирению и сдержанности в любовных отношениях. Из содержания стихотворения совершенно ясно, что Пушкин воспевает не «мятежных» и страстных в любви «вакханок» и обращается отнюдь не к ним, а к совершенно иной женщине – «смиреннице», чье любовное поведение видится ему гораздо более привлекательным. Но таких женщин в любовном опыте Пушкина было в то время не так уж много, может быть, вообще одна. Это прототип онегинской Татьяны, старшая дочь П. А. Осиповой – Анна Вульф. Их роман начался еще в период Михайловской ссылки Пушкина. Возникшая между ними в феврале 1826 г. связь доставила Анне немало нравственных мучений:

«…Не знаю, проклинать ли мне или благодарить Провидение за то, что оно послало вас [на моем пути]…» (XIII, 552), – пишет она ему вскоре после того, как Пушкин добился близости с ней. И в другом письме:

«Ах, Пушкин, вы не заслуживаете любви, и я вижу, что была бы более счастлива, если бы уехала раньше из Тригорского и если бы последние дни, которые я провела с вами, могли изгладиться из моей памяти» (XIII, 554).

Анна сохранила свое чувство к Пушкину на долгие годы. После освобождения поэта из ссылки их встречи были редкими, но чрезвычайно яркими. Особенно это относится к приезду Пушкина в октябре 1829 г. в Малинники, где он застал Анну одну (ее сестры были в Старице, а Осипова – в Тригорском). Они провели вместе почти три недели. Ранняя морозная зима добавила романтизма их отношениям, создав настроение, столь гениально переданное в написанных им тогда двух стихотворениях, которые разделяет одна ночь:

(III, 182)

(«Зима. Что делать нам в деревне?..». 2 ноября)

(III, 183)

(«Зимнее утро», 3 ноября)

Вероятно, вслед за этими лирическими шедеврами в том же ноябре 1829 г., или несколько позже, и было написано проникнутое тем же светлым настроением стихотворение «Нет, я не дорожу…» [136].

Переадресовка лирических посланий от одного лица другому не была редкостью в те годы. Известны случаи, когда переадресовывал свои стихотворения и Пушкин, изменяя при этом их дату [137]. Так, стихотворение 1820 г. «Зачем безвременную скуку», посвященное Екатерине Раевской, в 1826 г. Пушкин посылает Софье Федоровне Пушкиной, которую он хотел в то время видеть своей невестой, и соответственно меняет дату. Сохранился автограф стихотворения, переданный Пушкиным Софье Федоровне через ее родственника В. П. Зубкова, где рукой Пушкина поставлена дата «1 ноября 1826. Москва». Любопытно, что в сборнике стихотворений, вышедшем в 1829 г., когда надежды на брак с С. Ф. Пушкиной уже не было, Пушкин поместил стихотворение под 1821 годом. То же – со стихотворением «Иностранке» («На языке тебе невнятном»). Посвященное первоначально гречанке Калипсо Полихрони, спустя три года оно было переадресовано Амалии Ризнич и вручено ей Пушкиным перед ее отъездом из России.