Наталья Тендора - Леонид Быков. Аты-баты…

Леонид Быков угадал со временем, в котором родиться. Вот только его талант стал для него наказанием, роком. Его крестом. И случившееся с Быковым непростительно для всех, кто жил с ним рядом, в любой потере всегда кто-то виноват. Опровергая известное утверждение, он был «одним в поле воином», так часто он мог рассчитывать только на себя. Слишком выстраданно прозвучали из уст его героя Титаренко слова: «Знаешь, Серега, в жизни человека бывают минуты, когда ему никто, никто не может помочь. Рождается сам и умирает сам».

Ада Роговцева вспоминала случайную встречу с Быковым в тот трудный для него период противостояния: «Мы знали, что не с неба падает успех. Мы знали о его тернистом жизненном пути, о бескомпромиссной натуре, о той громадной нравственной ответственности, которую взвалил на себя этот выдающийся художник, гражданин и в то же время незащищенный, очень ранимый человек. Мы знали цену его успеха. Случайная встреча обнажила эту тревожную истину. Передо мной был уже не юноша Алешка со своей трогательной любовью. Видела усталый взгляд, посеревшее лицо, измученное внутренним страданием. И закрадывались в душу беспокойство и досада на собственную беспомощность. Наконец, чисто по-человечески, по-дружески хотелось разгладить ранние морщинки на его лице и сказать что-нибудь совсем простое: «Леня, знаешь, как ты всем нам нужен – держись!» Не сделала… Не сказала…» Роза Макагонова, с которой Леонид Быков снимался в своем дебюте «Судьба Марины», впоследствии тоже корила себя за то, что в трудную минуту не нашла нужных слов, не помогла, не поддержала: «Жизнь, к сожалению, надолго развела нас, и я совсем не знала, каким он стал потом. Слышала о его творческих огорчениях, восхищалась его успехами на экране уже и как режиссера. Виделась с ним на ходу на совещаниях, съездах кинематографистов и т. д. Но запомнилась наша последняя встреча в Киеве, незадолго до его гибели. Он уже был известный, признанный, именитый. Но что-то в той встрече встревожило и тревожит меня сейчас. Или это последующие события наложили свой отпечаток на мое восприятие той встречи?

Понимаете… он уже не излучал той радости, прежней. Он обрадовался мне, но глаза были грустными, тревожными… Повторяю, может быть, это – мое воображение. Он рассказывал о работе, о детях. А в самом конце сказал, что купил машину. Наверное, ту самую…

И вот это сочетание фразы о машине с грустными, почти трагическими глазами привнесли в мою жизнь ту тревожную ноту, с которой я живу до сих пор. Может быть, он предчувствовал?.. С тонкими, одаренными натурами это бывает.

Почему-то есть еще у меня и чувство вины. Если что-то почувствовала – почему не расспросила, не помогла? Как же мы бываем равнодушны друг к другу подчас, не бережливы!» А ведь Быкову действительно была так нужна простая дружеская поддержка… Он переживал тяжелое время без любимого дела, которого был лишен. Жизнь теряла для него всякий смысл и ценность. Окружающие, будто из такта, обходили молчанием то, что происходило, и это еще более усугубляло состояние безысходности, одиночества… Обнадеживала, помогала держаться на плаву лишь поддержка друзей, находивших при встрече нужные теплые слова.

Сам он всегда умел помочь людям в трудную минуту. Как говорил его друг Иван Миколайчук, делал он это столь ненавязчиво, как бы «случайно», что человек только позже спохватывался: да ведь это была тщательно продуманная акция помощи! Почти забытая ныне, вымирающая добродетель: стыдливость даже в добром поступке – из боязни ранить чужую гордость или предполагаемую стыдливость. Защитить себя было сложнее, он этого не только не умел, но и не хотел. Последнее время сердечные приступы следовали один за другим, но Леонид Федорович так и не научился беречь себя и жить в щадящем режиме. Режиссер Алексей Смирнов: «Жизнь Леонида Быкова в кино – это высокая трагедия, понимаемая в классическом значении этого слова: поле жизни, где на наших глазах шла борьба между героем и судьбой. Борьба с переменным успехом и трагическим исходом, о котором позаботился наш технизированный век».

Всеобщая лесть, угодничество, коррупция, царившие вокруг, не давали Леониду Быкову спокойно жить и работать. Он так хотел снимать свое кино – честно, открыто, по-человечески. Переживая за происходящее на студии, он пишет другу: «Всю ночь не спал. Рассказать бы правду о том, как загубили театр. Почему из Киевской киностудии ушли режиссеры Алов и Наумов, Хуциев, Донской, Чухрай? Мы наконец-то стали судить людей за халатное отношение к технике. А когда же начнем судить за преступное отношение к людям? Самое страшное – общественное равнодушие. Угодничество. Культ мог вырасти только на почве угодничества».

Быков ждал… стиснув зубы, множа шрамы на сердце. Рубец ложился за рубцом, в никуда уходили лучшие годы… Пока однажды, придя на студию, не увидел себя в списках на увольнение… Как просто!.. Не в силах больше сносить узколобость чиновников, Леонид Быков решается на переезд, на сей раз в Москву. Однако жизнь меняет его планы – неизлечимо заболевает его мама Зинаида Панкратовна. В ее 60 лет врачи ставят ей неутешительный диагноз – онкология. Приходится забирать маму к себе. Последние четыре года и четыре месяца ее жизни в семье сына становятся для всех не только бесконечно трудными, но и окончательно приковывают Быкова к Киеву. И эта полоса неудач тянется до самых «Стариков».

После триумфального успеха фильма «В бой идут одни «старики» не замечать талантливого режиссера уже невозможно. В том же году ему присваивается звание народного артиста Украины. Причем, в отличие от многих деятелей искусства того времени, заслуживших это звание в силу самых разных причин, Леонид Быков получает его вполне заслуженно – за талант и популярность в народе.

Несмотря на триумфы и награды, тоже случавшиеся в биографии Леонида Быкова, на его душе не становится спокойнее. Даже всенародная любовь не может защитить его от жесточайшей критики, цензуры, зависти коллег. Они, как путы, сковывают все его начинания и задумки, мешают ему свободно дышать и творить. И даже в таких условиях Быков остается Быковым. Все, кто с ним общался и работал, знают – Леонид Федорович никогда никого не осуждал, старался не замечать закулисной борьбы, держась в стороне, «над схваткой». Марьяна Быкова: «Папа был необычайно терпеливым, сдержанным и наивным. Очень доверял людям. А если убеждался, что человек поступает по отношению к нему недостойно, вычеркивал его из своей жизни. При этом он мог, не подавая вида, вежливо здороваться с этими людьми. И лишь одну женщину за полтора года до гибели просто перестал замечать. Это его редактор Эмилия Косничук, которая теперь рассказывает сказки про то, как за три дня до смерти Быкова случайно обнаружила в своем столе письмо-завещание…