Геннадий Чагин - Армянский переулок,11

Латинскую словесность преподавал Р. Ф. Тимковский, к сожалению, рано скончавшийся. На похоронах Романа Федоровича Тютчев познакомился с М. А. Максимовичем, племянником покойного, недавно приехавшим из Малороссии поступать в университет. В дальнейшем он станет известным профессором ботаники, издателем интересного московского альманаха «Денница». Михаил Александрович опубликует в нем и стихи поэта Тютчева,

Мы по случайно столь подробно останавливаемся на характеристике преподавателей юного поэта, так как можно предположить, что некоторые из них хоть раз да побывали в хлебосольном доме Тютчевых в Армянском переулке вместе с Мерзляковым, который там бывал неоднократно.

С 1816 года в Москве, в доме Тютчевых, часто и подолгу живала родная сестра Ивана Николаевича, вдова Надежда Николаевна Шереметева с сыном Алексеем н дочерьми Пелагеей и Анастасией. Сначала к этому ее вынуждала учеба сына в училище колонновожатых, а потом подоспела пора выдавать замуж дочерей.

Любимая тетка поэта была чрезвычайно интересной личностью. Родившаяся в 1775 году в Овстуге, как и ее брат Иван, она довольно поздно вышла замуж за В. П. Шереметева, владельца богатого села Покровского в Московской губернии, потомка знаменитого фельдмаршала. Василий Петрович в еще не старом возрасте трагически погиб от несчастного случая, и Надежда Николаевна вынуждена была сама устраивать жизнь детей. По воспоминаниям современников, «Надежда Николаевна с большим трудом произносила букву «р». Она сильно картавила, как и все Тютчевы. Выражалась она своеобразно. Так, чтобы сказать, что она была у трех обеден, она говаривала: «Я сегодня тьи обедни схватия!» Никогда не произносила она слово «лоб», а всегда говаривала «чейо» (чело). Современницы называли ее «юная Наденька», удивляясь ее молодым порывам в самые преклонные годы».

Похожим на мать был и ее сын Алексей, юноша с выразительными карими глазами и необыкновенно смуглым, как у азиата, цветом лица. Эта смуглость была у него от Тютчевых. Алексей с детства мечтал стать военным, поэтому так же, как и его двоюродный брат Николай Тютчев, поступил в 1816 году в существовавшее в Москве, на Большой Дмитровке, училище колонновожатых, организованного на свои средства генерал- майором Н. И. Муравьевым.

Об атом училище и его организаторе, судьба которых будет непосредственно связана с домом в Армянском переулке, надо сказать особо. Николай Николаевич, отец одного из основателей декабристского движении, полковника генерального штаба Александра Николаевича Муравьева, дал всем своим пятерым сыновьям блестящее образование. И вот в 1815 году, оставшись не у дел после возвращения русской армии из Европы, Николай Николаевич решает открыть в Москве, в собственном доме, для юношей из родственных и дружественных семей училище колонновожатых, ставшее в дальнейшем прообразом русской академии генерального штаба. Уже одно то, что это учебное заведение дало России в будущем около тридцати членов тайных обществ, декабристов, немало говорит исследователям революционного движения. К тому же времени, когда в нем начали учиться Николай Тютчев и Алексей Шереметев (впоследствии примкнувший к тайным обществам), училище еще стояло на пороге своей славной истории.

Оба двоюродных брата были хорошо сложены физически, прекрасно ездили верхом, делали успехи в пауках, имели среди сверстников много друзей, в частности Петра Муханова, Алексея Тучкова, Александра Корниловича и других будущих декабристов. Когда юноши уже заканчивали училище, там начали преподавать члены первого тайного общества в России — Союза спасения: штабс-капитан Михаил Муравьев, второй сын Николая Николаевича, и поручик Петр Колошин, которые через своих воспитанников быстро сдружились с семьями Тютчевых и Шереметевых.

В феврале 1818 года Колошин, например, пишет о своем времяпрепровождении на Кавказе второму из братьев Муравьевых — Николаю (впоследствии известному генералу Н. Н. Муравьеву-Карскому): «Я теперь преподаю полевую фортификацию и всеобщую историю, чем я и занят каждое утро. Вечера сижу дома, или у Миши, или у Александра (оба брата Муравьевы), или у сестры, или, наконец, у Надежды Николаевны Шереметевой, отличнейшей женщины, у которой воспитывается твоя сестра.

Еще во время учебы сына, бывая у него в училище, Надежда Николаевна познакомилась с единственной дочерью Н. Н. Муравьева Софьей, рано оставшейся без матери. Девушка сразу привязалась к доброй женщине, в Надежда Николаевна предложила ей пожить у нее, быть подругой ее дочерям. Так Софья Муравьева на некоторое время переехала в Армянский переулок. Естественно, что проведать ее приезжали отец и братья Александр и Михаил. К последнему Шереметева с некоторого времени стала проявлять особенный интерес.

Надо сказать, что в желании выдать своих дочерей замуж «Надежда Николаевна была настолько своеобразна, что прежде всего сама пленялась своими будущими зятьями, их умом и привлекательностью и намечала их себе в зятья, нисколько не нуждаясь в согласии дочерей». Потому-то, думается, она еще прежде своей старшей дочери Пелагеи выбрала ей в мужья Михаила Муравьева, а потом уже молодые полюбились друг другу, и 26 августа 1818 года состоялась их свадьба.

В стремления сделать по-своему Надежда Николаевна чуть было не поломала жизнь своей младшей дочери Анастасии. Пятнадцатилетняя Анастасия была в то время подлинным баловнем семьи, «порывистая, неровная, красивая, но красоты беспокойной, остроумная, насмешливая, полная противоречий, всегда любящая кружить головы, наслаждаясь успехом я нередко смеясь над своими жертвами.-». Надо ли говорить, скольким юным колонновожатым она всерьез нравилась. Но мать, вопреки желанию дочери, уже наметила ей в мужья Ивана Григорьевича Бурцова, участника Отечественной войны 1812 года, бывшего много старше своей предполагаемой невесты. С Бурдовым, своим приятелем по тайным обществам, Шереметеву, по-видимому, познакомили братья Муравьевы и Колошин.

Но ни Шереметева, пи Бурцов, договорившись между собой о свадьбе, не спросили согласия на брак у Анастасии, считая ее еще слишком молодой, чтобы иметь свои суждения. Но за сестру вступился брат Алексей, который заявил, что без согласия Анастасии ни о каком замужестве не может быть и речи.

Умный человек, Бурцов и сам вскоре понял, как недостоин сговор с матерью о свадьбе без согласия девушки. «...Я мечтал только о женитьбе не страстной, но рассудительной,— писал он Н. Н. Муравьеву в феврале 1822 года.— Тебе известно, что я имел в виду дочь Надежды Николаевны... Мать обрадовалась и уже определила время супружества — конец 1822 года». Иван Григорьевич, честный, мужественный человек, поняв, что «выбор самой особы и ее свободная воля нисколько не участвовали в столь важном деле — от коего целая жизнь ее зависела», отказался от своей мечты.