Виктор Кожемяко - Лица века

М. А.Много. Мы переправлялись на противоположный берег Донца, и наша разведка не боялась приходить к старикам в занятые немцами села и деревни. Фактически рискуя жизнью, рассказывали нам местные жители о количестве немецких танков, описывали их вид, указывали рощи, где танки стоят. Известно уже было, что немцы скапливают новую технику, и задача была – максимально все возможное про нее узнать. Про эти самые «тигры», «пантеры». Например, мы вымеряли ширину гусениц по следам и так далее.

В. К.Михаил Николаевич, о человеке, на которого можно твердо во всем положиться, принято говорить: с ним бы я в разведку пошел. Высшая степень оценки человеческой надежности! А что были за люди, эти ваши друзья по разведке?

М. А.Настоящие люди! Вот разведчик Забаров. Он был старший сержант, у него не было даже офицерского звания, но авторитету его среди товарищей, знаниям и умению многие офицеры могли бы позавидовать. Исключительная смекалка и редкостная отвага. Родом он был из Сибири. Мы вообще пополнение в основном получали из Иркутской, Омской и Новосибирской областей, из Северного Казахстана.

В разведку тогда со мной пошел и один мой земляк саратовский. По фамилии Пчелинцев. Да не просто саратовский – из родного моего села, из Монастырского!

В. К.Какое совпадение. Редчайшее, наверное?

М. А.Конечно. Мальчишка он был совсем, я-то гораздо старше и с опытом, он ко мне тянулся. А в разведроту попал из саперов. Нам разные специалисты требовались, чтобы все как можно лучше про новые немецкие танки разузнать. Так парнишка этот очень ценные сведения добыл. Потом он погиб. А вот Забаров, постоянно рисковавший жизнью и совершавший, казалось бы, невообразимое, чудом остался жив.

В. К.Вы называете, Михаил Николаевич, героев войны, которые стали героями ваших произведений?

М. А.Да, они вошли в мои книги. Первым моим романом, который я написал сразу после войны, были «Солдаты», посвященные именно событиям на Курской дуге. Командир одного из полков нашей дивизии Григорий Михайлович Баталов, издавший впоследствии свои воспоминания, так рассказал в них о встрече с тем моим романом:

«Уже первые страницы книги чем-то глубоко затронули. Вслед за рядовыми разведчиками появились решительный и строгий командир дивизии генерал-майор Сизов, заботливый и опытный начальник политотдела полковник Демин, беспредельно преданный своему делу начальник артиллерии полковник Павлов… Было что-то удивительно знакомое в их характерах и событиях, в которых они участвовали. Я узнавал не только людей, но и места, где сражались герои романа: река Северский Донец, село Маслова Пристань, Шебекинский лес… Рассказывалось обо всем этом с такой глубокой достоверностью, что я то и дело откладывал книгу и предавался воспоминаниям…»

В. К.Отрадно вам было читать такой отзыв?

М. А.Для каждого писателя, наверное, дороже всего оценка тех, о ком он рассказал в своих книгах и кто сам был участником описанных событий. А я уже в первом романе кое-кому из героев оставил их собственные реальные имена. Это, как упоминал выше, – начальник дивизионной артиллерии Павлов, потом разведчики Забаров и Пчелинцев. Правда, майор Баталов стал у меня там Баталиным, а, скажем, командир батареи Николай Савченко получил фамилию Гунько. Вот кто, кстати, был уж истинным героем! Представьте, про него даже при жизни говорили: легендарный Савченко.

В. К.А воинское звание у него какое было?

М. А.Всего-навсего младший лейтенант. Да не в звании дело! Позже, в романе «Мой Сталинград», я рассказал, как при подходе к станции Абганерово, когда попали мы под очередной авианалет, решил он пострелять из своих 76-миллиметровых полевых пушек по пикирующим «юнкерсам». Обратил внимание, что при выходе из пике, набирая высоту с самой нижней точки пикирования, самолет резко убавляет скорость, как бы даже зависает в воздухе. И первые же выстрелы его орудий оказались чрезвычайно удачными – на землю один за другим упали два «юнкерса»…

В. К.Это было, значит, на подступах к Сталинграду?

М. А.Встретились мы с ним сначала под Сталинградом, а потом и на Курской дуге. В самые кровавые дни Курского сражения был я на его батарее. У него было 12 пушек 76-миллиметровых, которые уже приспособили для подкалиберных снарядов. Эти снаряды пробивали немецкие «тигры», они ввинчивались в них, как в тесто. Ведь Гитлер перед Курской битвой дал крупповским заводам приказ изготовить непробиваемую броню для «тигров» и «пантер», и они думали, что такая броня сделана, но оказалось…

В. К.Наши тоже не дремали?

М. А.В том-то и суть! Если бы не появились у нас эти подкалиберные снаряды, мы бы с новыми немецкими танками не справились. Но, конечно, и про артиллеристов нельзя не сказать. У меня есть документ из Подольского военного архива, свидетельствующий, что Савченко Николай, командир батареи, которая единственной была сохранена при выходе из окружения, подбил 12 немецких танков. Даже когда у него оставалось только два орудия из двенадцати, он продолжал воевать.

Вот и сейчас стоит у меня перед глазами Шебекинский лес, весь усеянный трупами немецких солдат. Или еще картина. Мимо батареи Савченко, на которой я нахожусь, идут раненые пехотинцы, перевязанные свежими бинтами, и руки в марле несут перед собой, как хлеб-соль на белых рушниках. Этот образ есть в моих «Солдатах». А когда мы Шебекино освободили, видел я впервые, как повесили предателя на площади…

В. К.Были герои, но были и предатели, трусы.

М. А.Первых несравнимо больше! Потому мне и хотелось (а со временем – особенно сильно), чтобы остались для будущих поколений их имена. И если в «Солдатах» у меня Савченко был Гунько, а Баталов-Баталии, то в «Моем Сталинграде», написанном полвека спустя, и они, и все остальные герои носят уже свои подлинные имена и фамилии.

Я полностью отказался здесь от вымышленных героев. Всех называю по их реальным именам. У меня был даже спор на эту тему с моим другом Юрием Бондаревым, тоже участником Сталинградской битвы. Он мне посоветовал не сохранять имена действительные. Сразу, мол, появятся люди, которые начнут тебя опровергать: этот-то был здесь, этот-то – там, этот говорил то, а другой – это. Я чуть-чуть не поддался, чуть не дрогнул. Но все-таки в конце концов решил по-своему – и, думаю, правильно.

Я знал, как люди воевали, где совершали подвиги, где погибали, где их даже хоронили. И теперь я буду тех людей, живых, настоящих, которые вместе со мной воевали и кровь проливали, подменять какими-то вымышленными? Нет!