Виктор Кожемяко - Лица века

Я только одному изменил в «Моем Сталинграде» фамилию. Как раз такому, который оказался трусом. Я подумал: может быть, у него дети, внуки живы – зачем их огорчать?…

В. К.Однажды вы мне сказали, Михаил Николаевич, что, уже когда писали по горячим следам свой первый роман о войне, у вас было некое подспудное чувство: не все наши враги до конца разбиты.

М. А.Подспудно мы чувствовали: да, врагов открытых на фронте мы разбили, но есть же скрытые. Они остались. А где они?… И вот наступило время, когда враги эти вовсю проявили себя.

В. К.Вы имеете в виду то, что произошло с нашей страной за последние годы?

М. А.Безусловно. И едва ли не первыми жертвами стало наше поколение – участники войны, или, как нас до сих пор иногда называют (увы, зачастую теперь лицемерно!), поколение победителей. Сколь ни дико это звучит, но нас вознамерились лишить нашей же Победы. Нас кощунственно и нагло ограбили!

Дело в том, что из всех ограблений, коим подверглась за последнее время наша страна, самое страшное, может быть, – это духовное ограбление. Что значит Победа в Великой Отечественной войне? Что значат те выигранные великие сражения века? Нами выигранные! Это же нетленные сокровища, богатейшее наследие для поколений, которые придут вслед за нами. И этих-то духовных богатств наш народ лишают. Еще в советское время однажды я был приглашен в Индию. И спросил там военного министра: «Почему Индия в основном все-таки покупает наше оружие, а не американское, английское или какое-либо еще?» Он ответил: «Мы знаем, что немцы были под Москвой, что вы отступили до Сталинграда. Но немцы-то Москву не взяли, а вы Берлин взяли оружием своим».

В. К.Хороший ответ.

М. А.Наше оружие – это оружие Победы!

В. К.В том числе духовное, которое сейчас пытаются выбить, уничтожить.

М. А.Потому что им не нужна наша Победа! И особенно страдают от этого ветераны войны. Вот почему я обратился к Путину с открытым письмом, призвав вернуть Волгограду имя – Сталинград.

В. К.Увы, не прореагировал Путин ни на ваше письмо, ни на обращения других многочисленных ветеранов.

М. А.Это не Сталинграду нужно, это нужно России, нашему народу. Мы когда воевали, в сердце нашем было и Куликово поле, и Бородинское поле, и Чудское озеро – все было при нас. А что нынче сеют в души молодых определенные люди? У них есть программа, популярно изложенная в свое время Даллесом.

Мы сами тоже, конечно, виноваты. Потому что прозевали, как палочку духовной, идейной эстафеты перехватили наши враги и заменили ее ядовитым змеиным жалом.

В. К.А вам не горько, что в этом приняли участие – вольно или невольно – и некоторые участники войны, среди которых ваши коллеги-писатели?

М. А.Как же не горько?! Про покойников вроде бы плохо не говорят. Но я не мог простить Виктору Астафьеву, который утверждал, что мы победили своими трупами. Он как раз сам-то воевал очень мало. Он видел только кровь, ранения, как отрезают руки и ноги в медсанбате. Ему это все остальное закрыло.

В. К.Все это было, что говорить. Но война ведь складывается из многого и многого.

М. А.Начали противопоставлять (и до сих пор противопоставляют!) окопную правду и «штабную», или «генеральскую». Как будто в какой-то войне можно победить без командующих и без штабов. Лукавство все это, однако далеко не безобидное.

В. К.Вы своими книгами и статьями стараетесь бороться с этим.

М. А.Долго откладывал «Мой Сталинград» – все хотел побольше с духом собраться. Но когда уже не только Волгоград вместо Сталинграда появился, но и стали совсем нагло называть «Волгоградская битва», тогда я не смог дальше откладывать.

В. К.Все это горестно, Михаил Николаевич. У французов есть станция метро «Сталинград», площадь «Сталинград»…

М. А.Каково мне было, когда я был приглашен не одним мэром и не одного города, а шестью мэрами шести городов посетить Францию по случаю 50-летия разгрома немцев под Сталинградом! И где бы я ни был, они мне говорили: вы там, в Сталинграде, спасли не только себя, но и нас. Если бы вы видели, говорили они, как немцы после разгрома сталинградского подобрели сразу же к нам, какие они стали заискивающие, подхалимистые. Вот что такое Сталинград!

Во Франции я видел даже маленькие кафе – «Сталинград», школы – «Сталинград», и учащиеся этих школ подходили ко мне (я, кстати, нарочно повесил весь свой наградной иконостас, да и сами французы попросили меня, чтобы я надел все награды) – и вот дети подходили ко мне и эти награды целовали.

То же самое было в Бельгии и Голландии. В Бельгии красивая новая улица названа Сталинградская. Есть площадь в Англии, названная Сталинградской. А на Родине Сталинграда позорно от него отказались. От славы и гордости своей! Обо всем этом я написал в открытом письме президенту.

В. К.Не можете смириться, что оно осталось безрезультатным?

М. А.Не могу.

Август 2003 г.

Пожалуй, более всего Владимира Личутина можно характеризовать так: художник слова.

Северянин, архангельский помор, принес он в современную литературу необыкновенное богатство и выразительность родного языка, раскрывшего талантливому сыну России самые заветные свои сокровищницы.

Он и мыслитель очень своеобразный, в чем убеждаешься каждый раз, читая новую его книгу или беседуя с ним.

Виктор Кожемяко.Прежде всего, Владимир Владимирович, поздравляю вас с премией «России верные сыны». Можно сказать, что все ваше творчество посвящено России. И в эти труднейшие для нашей Родины годы вы очень активно работаете. Буквально подряд печатались в журнале «Наш современник», а теперь вышли в издательстве ИТРК (спасибо ему за это!) трехтомная эпопея «Раскол», затем «Душа неизъяснимая» с подзаголовком «Размышления о русском народе», роман «Миледи Ротман».

Все это, по существу, исследование русской души – то в историческом плане, как на страницах «Раскола», то в сугубо современном, как в «Миледи Ротман». А «Душа неизъяснимая» соединяет разные планы и разные жанры: тут сегодняшний день и наша история, взгляд тонкого художника и прямая публицистика. Так вот, столько лет с пристальным вниманием вглядываясь в русскую душу, которая испокон веку на Западе считалась загадочной и которую сами вы называете неизъяснимой, что все-таки для себя раскрыли в ней?