Павел Нерлер - Слово и «Дело» Осипа Мандельштама. Книга доносов, допросов и обвинительных заключений

176. ФЛОРОВ АЛЕКСАНДР АНДРЕЕВИЧ [664]1888 –

177. ФИКС ГРИГОРИЙ САМОЙЛОВИЧ 1865 –

178. ФЕЙГИНА ДИНА МИХАЙЛОВНА 1911 10

179. ХОДОРОВИЧ МИХАИЛ НИКОЛАЕВИЧ 1907 8

180. ХОДОКОВ МИХАИЛ ПАВЛОВИЧ 1905 –

181. ЦИЛОВ МАТВЕЙ ИВАНОВИЧ 1888 –

182. ЦВЕТНИХ ФРИДРИХ ФРИДРИХОВИЧ 1898 –

183. ЦИБУЛЬСКИЙ ИВАН ФОМИЧ [665]1883 –

184. ЧАЙКО НИКОЛАЙ ЯКОВЛЕВИЧ 1885 –

185. ЧИСТЯКОВ ВАСИЛИЙ СЕРГЕЕВИЧ 1894 –

186. ЧУКАНОВ МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ 1904 –

186. ШАВЫРИН ВЛАДИМИР МИХАЙЛОВИЧ 1888 –

187. ШЕЛЬГАВИ КАРЛ ЯКОВЛЕВИЧ 1900 –

188. ШКЛОВСКИЙ КАЗИМИР ФОМИЧ 1895 –

189. ШНАЙДЕР АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ 1911 –

190. ШВЕДОВ ПЕТР ИВАНОВИЧ 1900 –

191. ШВЕЦ БОРИС ИОСИФОВИЧ 1905 –

192. ШКИПСНЕ ЭРНЕСТРО–ВИЛЬГЕЛЬМ САМОЙЛОВИЧ 1900 –

193. ШОНТАГ АЛЬФРЕД САМОЙЛОВИЧ 1885 –

194. ШИЛЕЙКО ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА 1904 –

195. ШИДЛОВСКИЙ АЛЕКСЕЙ АНТОНОВИЧ [666]1911 –

196. ШИМАНОВСКИЙ НИКОЛАЙ УЛЬЯНОВИЧ 1905 –

197. ЭРМАН ЕВГЕНИЙ МИХАЙЛОВИЧ 1887 –

198. ЭРЕНТРЕЙС ЯН МИХАЙЛОВИЧ 1891 –

199. ЯЗВИНСКИЙ СТАНИСЛАВ АНТОНОВИЧ [667]1912 –

200. ЯКОВЛЕВ ИВАН ИВАНОВИЧ 1886 –

201. ЯРЕЦКАЯ БЕРТА МОИСЕЕВНА 1898 –

1. ИВЕРСОН ВАЛЬДЕМАР МАТСОВИЧ 1896 58-10 8

2. НАУМИН АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ 1897 58-10 8

3. ОБУХОВИЧ ВЛАДИМИР ИОСИФОВИЧ 1893 – –

4. ПОШАЛОВ АЛЕКСАНДР ФЕДОРОВИЧ 1909 – –

5. ДАНИЭЛЬ СПИРИДОН КИРЬЯНОВИЧ 1883 – –

6. КРАЙНЕРТ КРИСТИЯН КРИСТИЯНОВИЧ 1916 – –

7. ШЕВИНСКИЙ ПАВЕЛ ПЕТРОВИЧ 1890 – –

8. ИВАНОВ МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ 1898 – 5

9. НИКИФОРОВ ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ 1890 – 5

10. ИГОЛКИН ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ 1880 – 8

11. ГОРСТ АДАМ АДАМОВИЧ 1896 58–6 –

12. ПЕККЕР ПЕТР ХРИСТОФОРОВИЧ 1886 58-10 –

13. ДЕМЧУК НИКИТА ХАРИТОНОВИЧ 1899 – –

14. ТАУТ ПАВЕЛ МИХАЙЛОВИЧ 1892 – –

15. ВИКТОРОВИЧ ИВАН ИВАНОВИЧ 1876 – –

16. ГРАЗГРУ МОИСЕЙ ИОСИФОВИЧ 1896 58–6 –

17. ВЫШИНСКИЙ АНДРЕЙ МАРТЬЯНОВИЧ 1900 58-10 –

18. ЭНИНГ КАРЛ КАРЛОВИЧ 1890 58-10 8

19. РУЛЬ ДАВИД ПЕТРОВИЧ 1914 – –

20. ТОМАШЕВСКИЙ БРОНИСЛАВ ЮЛИАНОВИЧ 1913 – –

21. ЯКУБОВСКИЙ ПЕТР КУЗЬМИЧ 1885 – –

22. ТОРХАНОВСКИЙ ИВАН МАКСИМОВИЧ 1889 – –

23. КУКИС ВИКЕНТИЙ ИВАНОВИЧ 1896 – –

24. СОКОЛОВ–РАКОВИЧ ВИКЕНТИЙ ГАВРИЛОВИЧ 1892 – –

25. СОСНЕНКОВ АНДРЕЙ КУЗЬМИЧ 1888 – –

26. МАКАРОВ ФЕДОР ФЕДОРОВИЧ 1885 – –

27. ОЛЕЙНИКОВ АЛЕКСАНДР КОНДРАТЬЕВИЧ 1909 – –

28. ПОЛЯРИНСКИЙ АЛЕКСАНДР АНДРЕЕВИЧ 1895 – 5

29. СУЛЬБ МИХАИЛ ИВАНОВИЧ 1899 – 5

30. ГРОШЕВ ПЕТР АЛЕКСЕЕВИЧ 1888 – 8

31. ХОЛОДКОВ ИВАН АЛЕКСЕЕВИЧ 1883 – –

32. БОРИСОВ НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ 1888 – –

33. ВОЛОДИН ИВАН ФЕДОРОВИЧ 1901 – 5

34. АГАЛЬЦОВ СЕМЕН ЕГОРОВИЧ 1900 – 8

35. БАУМАН ЗИНАИДА МАКСИМОВНА 1909 58-6 –

36. ВАСИЛЕНКО НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА 1905 – –

37. ЛЕЛИКОВ АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ 1904 58-10 –

38. СКРЕЖЕШЕВСКИЙ ВОТСЛАВ АДОЛЬФОВИЧ 1905 – –

39. ХРИСАНФОВ ИВАН ХРИСАНФОВИЧ 1888 – –

40. КОРМАН АЛЕКСАНДР СУХАРЕВИЧ 1911 58-6 –

41. СОСНЕНКОВА ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА 1888 – –

42. УЛАНОВ СТЕПАН ВАСИЛЬЕВИЧ 1913 59–10 –

43. РОЗЕНФЕЛЬД МАРИЯ ИВАНОВНА 1898 – –

44. МОНАКОВ ИВАН НИКОЛАЕВИЧ 1899 – –

45. ГЛАДКИХ ФЕДОР ВАСИЛЬЕВИЧ 1899 – 5

…Итак, поезд остановился.

И ровно с этого мига начинаются воспоминания Ивана Корнильевича Милютина, одного из будущих мандельштамовских соседей по бараку:

Замолк удар колес по стыкам, но долго еще в ушах не проходило эхо этого стука. Тело еще не привыкло к движеньям после месячного сидения и лежания в запертом товарном вагоне. Ушла на запасной путь длинная змея красных вагонов, с решетками, пулеметами и прожекторами. Две тысячи людей были выстроены в колонну по пять человек, окружены конвоем и собаками и куда-то пошли. Впереди ожидало пространство, окруженное забором, колючей проволокой, вышками. Широкие ворота. На воротах висел какой-то лозунг. Какой – уже ушло из памяти. Началась передача от дорожного конвоя – охране пересыльной зоны. Счет шел по пятеркам: «первая, вторая, третья»… Были какие-то надежды на отдых, на какую-то ясность своего существования. Изнуренные дорогой, голодом и неподвижным сиденьем люди как-то даже приободрились. Но психологическое облегчение не было долговременным: уже в воротах появился молодой человек, объявивший, что дисциплина здесь палочная. И действительно, в руках у него была палка.

Состав поезда влился в отгороженную зону. Где была эта зона, сейчас трудно сказать. Стояли какие-то брезентовые палатки и палатки из досок. Сначала отделили «политических» от «урок». Это было большое облегчение. Осталась своя среда. Среда людей, в которой трудно было встретить человека без высшего образования, большого политического прошлого. Перед моими глазами промелькнул знакомый заместитель наркома. Встретил и других, знакомых по газетам. Но тогда ничего не интересовало. Чудовищное унижение поглотило внутри всё. Отдельных «контриков» погнали еще в какую-то зону. «Привет огонькам большого города» – насмешливо встречала нас обслуга зоны. В зоне стояли четыре довольно капитальных барака (сараи без окон). Внутри сплошные нары в три яруса. [671]

Тысячи пар глаз встречали новичков за воротами контрольно-пропускного пункта. Очень эмоционально описывает картину прибытия мужского этапа Евгения Гинзбург в своем «Крутом маршруте»:

Нас не гонят от проволоки, отделяющей нашу зону от мужской. И мы смотрим, смотрим, не отрывая глаз, на плывущий перед нами мужской политический этап. Они идут молча, опустив головы, тяжело переставляя ноги в таких же бахилах, как наши, ярославские. На них те же ежовские формочки, только штаны с коричневой полосой выглядят еще более каторжными, чем наши юбки. И хотя мужчины, казалось бы, сильнее нас, но мы все жалеем их материнской жалостью. Они кажутся нам еще более беззащитными, чем мы сами. Ведь они так плохо переносят боль (это было наше общее мнение!), ведь ни один из них не умудрится так незаметно выстирать бельишко, как это умеем мы, или починить что-нибудь… Это были наши мужья и братья, лишенные в этой страшной обстановке наших забот.

– Бедный, и пуговку некому пришить… – вспомнил кто-то эту формулу женской любви из раннего эренбурговского романа.

Каждое лицо кажется мне похожим на лицо моего мужа. У меня уже ломит виски от напряжения. Кругом меня все тоже вглядываются. И вдруг…

Вдруг кто-то из мужчин, наконец, заметил нас:

– Женщины! НАШИ женщины!

Я не умею описать того, что произошло потом. Не нахожу слов. Это было подобно мощному электротоку, который разом одновременно пронизал всех нас, по обе стороны колючей проволоки. Как ясно было в этот момент, что в самом сокровенном мы все похожи друг на друга! Всё подавляемое в течение двух долгих лет тюрьмы, всё, что каждый поодиночке носил в себе, вырвалось наружу и бушевало теперь вокруг нас, в нас самих, казалось, даже в самом воздухе. Теперь и мы, и они кричали и протягивали друг другу руки. Почти все плакали вслух.