Стефан Кларк - Самый французский английский король. Жизнь и приключения Эдуарда VII

19 января 1901 года Берти был вызван в Осборн. Ему было пятьдесят девять лет. Он знал, что его мать на протяжении последних лет постепенно погружается в деменцию и слепоту, но его держали в неведении относительно недавнего ухудшения ее состояния – сестра Елена и один из врачей продолжали присылать ему оптимистические прогнозы. Но теперь все было слишком серьезно, и более прагматичный королевский врач, Джеймс Рид, настоял на том, чтобы Берти предупредили о том, что его мать при смерти, – в конце концов, речь шла о приготовлениях к передаче престола. И честолюбивый Рид, несомненно, надеялся, что, выставляя себя в качестве союзника принца, сможет стать личным врачом короля.

Получив телеграмму, Берти на всех парах поспешил из Лондона. И не то чтобы у него состоялся разговор с Викторией, когда он добрался до Осборна, – Берти никогда прежде не видел свою мать в постели, не решился на это и сейчас. Возможно, он отказывался верить в смерть Виктории, хоть это было единственное, что стояло между ним и кульминацией десятилетних ожиданий им своего звездного часа. Он не хотел видеть мать беспомощной и побежденной, это лишь усилило бы ощущение страшной реальности. Так что на следующий день Берти покинул остров Уайт и снова направился в Лондон, где он должен был встретиться со своим племянником, кайзером Вильгельмом.

Почти никто в Англии не хотел приезда Вильгельма именно в это время, включая его ближайших английских родственников, но все британцы знали, что кайзер едет, поскольку он сам протрубил об этом на весь мир.

Вильгельм был проинформирован о состоянии Виктории доктором Ридом, который на самом деле был человеком кайзера во дворце – его шпионом. Рид справедливо предположил, что Вильгельм ни за что не захочет пропустить семейную сцену у смертного одра Виктории. И, как человек, стремящийся привлечь к себе внимание по любому поводу, кайзер отправил королевской семье телеграмму, не зашифрованную в отличие от всех других официальных депеш (так что это наверняка было сделано по личному приказу Вильгельма), объявив о том, что будет участвовать в бдении у постели бабушки. Сообщение, которое прошло через руки нескольких телеграфистов – как и было задумано, – тотчас просочилось в прессу, так что все подданные Виктории вдруг узнали о том, что она на пороге смерти.

Вернувшись в Осборн 20 января вместе с кайзером, Берти наконец смирился с тем, что придется увидеть свою мать в ночной рубашке. Когда он вошел в ее спальню, Виктория сказала: «Поцелуй меня» – и протянула руки, чтобы обнять сына. Столкнувшись со столь редким проявлением материнской ласки, Берти заплакал навзрыд.

Весь вечер и следующий день, по мере того как прибывали остальные члены семейства, дочери Виктории, Беатрис и Елена, вновь и вновь перечисляли ей всех, кто находился в комнате, но упорно избегали произносить лишь одно имя: Вильгельм.

Доктор Рид, тайный агент Вильгельма, спросил о причине этого у Берти, и тот ответил, что боится сказать своей матери о присутствии кайзера, поскольку это «может слишком сильно взволновать ее» – разумеется, в негативном смысле этого слова. На самом деле он, скорее всего, опасался, что Вильгельм ляпнет что-нибудь неуместное, вызвав у Виктории сердечный приступ. Например: «Да, я здесь, Grossmutter [283]. Вы же не думали, что я пропущу сцену у вашего смертного одра?»

В какой-то момент всех попросили покинуть спальню Виктории. Вильгельм воспользовался возможностью, чтобы пожаловаться доктору Риду на то, что принцессы исключили его имя из списка присутствующих, и Рид обратился к Берти с просьбой позволить Вильгельму побыть у постели Виктории в одиночестве. Не без опаски Берти согласился и попросил Рида передать Вильгельму, что «принц Уэльский желает этого».

Частная аудиенция сделала свое дело, и с этой минуты Вильгельм был воплощением заботливого внука – два с половиной часа он просидел в неудобном положении, подложив здоровую руку под подушку Виктории, приподнимая ее голову, чтобы ей было легче дышать. Он был на своем месте, в самом сердце семьи.

Затянувшееся бдение, кажется, помогло Берти примириться с мыслью об уходе матери. Ему даже удалось пошутить по этому поводу. Пока Виктория металась между небом и землей, кто-то из ее секретарей спросил у Берти, как он думает, будет ли королева счастлива на небесах. Берти ответил: «Ей придется идти позади ангелов. Вряд ли ей это понравится».

Наконец, в 6 часов 30 минут вечера 22 января 1901 года, великая королева мирно скончалась в окружении своей семьи, в прямом смысле на руке кайзера Вильгельма. Когда яхта Берти отчалила от острова Уайт на материк с ее гробом на борту, Берти увидел, что королевский штандарт на мачте приспущен, и спросил почему.

– Королева скончалась, сэр, – сказали ему.

– Король Англии жив, – ответил Берти, и флаг был поднят.

Вопрос: обрадовался ли этому кто-нибудь в Европе?

К всеобщему удивлению, Берти сразу же выказал силу характера, которую был вынужден подавлять – по крайней мере, в Англии – на протяжении многих лет. Он объявил, что будет называться королем Эдуардом, вопреки желанию своей матери. Она хотела, чтобы он взошел на трон с именем Альберт-Эдуард, но, как сказал Берти, имя Альберт навсегда будет связано с его отцом. Намек был понят – король Эдуард собирается быть независимым правителем.

В Букингемском дворце Берти быстро стер все следы затворнического существования матери. Он выгнал Munshi , ее индийского слугу, выбросил все портреты Джона Брауна и опустошил комнаты отца, которые сохранились в неприкосновенности как место поклонения. Он занялся модернизацией дворца – заказал новые ванные комнаты и туалеты, переоборудовал старые каретные сараи в гаражи для своих автомобилей. Такую же революцию он произвел и в Виндзорском замке, где дал указание перевесить картины и немедленно установить все современные удобства.

Домашние реформы резали по живому – Берти даже попросил принцессу Беатрис, свою овдовевшую сестру, всю жизнь бывшую компаньонкой Виктории, освободить комнаты в королевских дворцах и переехать в коттедж в Осборне. Против воли Виктории главное здание тамошней резиденции Берти передал под военно-морское училище. Нетронутой осталась единственная королевская резиденция в Балморале, которую он любил за ее спартанский, суровый шотландский дух.

Деятельность Берти тоже была подчинена новому режиму. С первого же дня новый король доказал, что, когда, еще будучи принцем Уэльским, умолял дать ему заняться чем-то полезным, он действительно этого хотел. Теперь он лично вскрывал по 400 писем в день и занялся исполнением 6600 ходатайств о присвоении офицерских званий, накопившихся за последние месяцы правления его матери, лично подписывая каждое повышение по службе.