Юрий Шабуров - Алехин

Алехина часто спрашивали, как он умудряется запомнить столько позиций одновременно. «Очень просто, — пояснил как-то маэстро. — Сначала я делю доски по дебютам. Например, в первых шести начиная игру ферзевой пешкой, в следующих шести — королевской, затем опять ферзевой. При оглашении номеров досок надо лишь в процессе игры вспомнить о соответствующем дебюте, таким образом вспоминаются отдельные планы, угрозы и защиты, вспоминается позиция, последний ход, и можно комбинировать дальше».

Тогда же в феврале в Париже состоялся и небольшой турнир мастеров при 5 участниках в два круга. Алехин был вне конкуренции и, набрав 6½ очков из 8, получил первый приз. Слагаемые его результата: 5 побед и 3 ничьих. Второй приз завоевал Тартаковер — 4½ очка, а третий-четвертый поделили Е. Зноско-Боровский и К. Опоченский — по 4 очка.

За этим последовал в марте совсем уж камерный турнир в Берне при четырех участниках в два круга. И тут, несмотря на проигрыш одной партии Мишелю, впереди был Алехин с 4 очками из 6.

Участие в этих мелких соревнованиях, вероятно, преследовало одну цель — проверить свою форму, втянуться постепенно в жесткий турнирный режим. Впереди ведь предстояло участие в крупном турнире с сильным составом участников.

И вот Баден-Баден, известный всему миру курортный город. Здесь с 16 апреля по 13 мая состоялся международный турнир при участии 21 гроссмейстера и мастера. Он завершился триумфом Александра Алехина, одержавшего 12 побед и не проигравшего ни одной партии. В его графе стояло 16 очков, на полтора очка больше, чем у Рубинштейна, за которым были Земиш, Боголюбов, Маршалл и Тартаковер, И. Рабинович, Грюнфельд, Нимцович, Торре, Рети…

Что помогало Алехину одолеть своих соперников? Как бы отвечая на этот вопрос, он писал: «В турнире преимущество над противниками мне дало, главным образом, полное использование их дебютных промахов, а также точная игра в эндшпиле.

Борьба в турнире и ее результаты показали мне, что я был сильнее всех остальных мастеров, принявших в ней участие. Тогда передо мной встал вопрос: в чем же я еще уступаю Капабланке? Внимательно подумав, я должен был беспристрастно ответить себе так: я еще не освободился от двух следующих минусов. Первый состоял в чрезмерном догматизме моей игры, а именно — в стремлении обязательно и полностью использовать небольшие достигнутые преимущества, что лишало мою игру должной эластичности. Второй минус заключался в несовершенной еще технике при переходе от миттельшпиля к наиболее выгодному эндшпилю…»

Как видим, Александр Алехин вновь при анализе своей игры соизмеряет ее с уровнем и особенностями игры Капабланки. Такая целенаправленная работа будет и впредь им постоянно вестись в то время.

Самыми блестящими в своей шахматной карьере Алехин считал победы над Боголюбовым в Гастингсе в 1922 году и над Рети в Баден-Бадене. Обе эти партии он был вынужден играть черными фигурами на выигрыш и продемонстрировал в них лучшие черты своего дарования. И по странной иронии судьбы обе эти алехинские победы не получили «отличий за красоту», так как ни в Гастингсе, ни в Баден-Бадене таких призов не было учреждено.

Триумф Александра Алехина на турнире в Баден-Бадене произвел огромное впечатление на шахматный мир, подтвердил обоснованность его стремления вступить в борьбу за мировое первенство. К такому мнению тогда пришли многие авторитеты. Так, например, чемпион Германии Зигберт Тарраш писал: «Из двадцати партий Баден-баденского турнира Алехин не проиграл ни одной и одержат двенадцать побед. Этим он выказал изумительную выдержку, которая заслуживает тем большего признания, что ни в одной партии у него не было даже худшего положения. Его победа в этом большом и чрезвычайно сильном турнире должна быть отнесена к числу наиболее блестящих, которые когда-либо были одержаны, и она доказывает, что у Алехина есть все основания для борьбы за мировое первенство…»

Продолжая свою статью, Тарраш утверждал: «Сравнение партий чемпиона мира Капабланки, игранных в Нью-Йорке, с баден-баденскими партиями Алехина с точки зрения стратегической точности, безошибочности игры и основательного ведения атаки, несомненно, в пользу Алехина. Во всяком случае, для чемпиона мира Капабланки вырос страшный соперник, усиливающийся из года в год, и едва ли долго Капабланке удастся баррикадироваться от матча с Алехиным золотым валом из 10000 долларов…»

Как всегда эмоционально и остроумно подвел тогда итоги Баден-баденского турнира Савелий Тартаковер: «Мы присутствовали при чудесной мистерии: заветы и надежды великого Чигорина начинают, наконец, сбываться. И если Морфи был поэтом шахмат, Стейниц — бойцом, Ласкер — философом, Капабланка — чудо-механиком, то Алехин, согласно русскому, вечно мятежному и самобичующему духу, все больше сказывается как искатель шахматной правды… Шахматному миру (да и вообще всему культурно-спортивному), напряженно следившему за этим чудным полетом на полюс шахматной славы, мы думаем следующей формулировкой облегчить напрашивающееся сравнение успехов Алехина с обоими чемпионами мира: у Капабланки — титул, у Ласкера — результаты, но только у Алехина — стиль настоящего чемпиона мира…»

Отдавая должное перу пылкого австрийского журналиста, напомним, что Эмануил Ласкер тогда счел нужным написать об Алехине в предостерегающем тоне: «Несмотря на свою молодость, крепкое телосложение, богатство фантазии, прилежание, привязанность к шахматам, он все же не отвечает неслыханным требованиям своего стиля, так как для этого требуются сверхчеловеческие силы».

Сам Алехин, испытывая радость победы, был далек от эйфории и, как мы уже знаем из его собственных слов, гораздо сдержаннее, самокритично оценивал качество своей игры. Он понимал, что ему предстоит еще большая работа по совершенствованию. К тому же, не было никакой ясности в вопросе финансового обеспечения будущего матча с Капабланкой.

После Баден-баденского турнира в выступлениях Алехина на шахматных состязаниях наступила полугодовая пауза. На вопрос, чем она была вызвана, ответ находим в письме Алехина от августа 1925 года, адресованном в Ленинград Григорию Яковлевичу Левенфишу.

«…В настоящий период (вплоть до конца года) я буквально перегружен всякого рода работой и делами — готовлю к декабрю докторские экзамены, и, кроме того, усиленно приходится писать по шахматным вопросам, дабы держать в равновесии месячный бюджет. Материально жизнь моя обставлена неплохо, но пока и не так хорошо, как хотелось бы, так как одними шахматами сколько-нибудь обеспечивающий капитал даже при успехе скопить нелегко. Приходится вооружиться терпением и понемногу расширять поле деятельности.