Эразм Стогов - Записки жандармского штаб-офицера эпохи Николая I

— Знаете ли вы хорошо эту местность?

Отец отвечал утвердительно. Тогда Толь приказал дать отцу казацкую лошадь и поехал с ним; отец указывал, где поставить батареи и укрепления. Толь молча записывал. Отец говорил мне впоследствии, что редуты и прочие были устроены по его указанию. Толь был очень доволен, дал отцу открытое предписание и подарил казацкую лошадь. История никогда не упоминает имени моего отца, описывая Бородинское побоище.

Наполеон занял Москву. Мне рассказывал Давыдов, как он, Сеславин и Фигнер бывали в Москве переодетыми иностранными офицерами и выведывали о неприятельской армии. После войны Сеславин, израненный, обвешанный орденами, жил постоянно в своей тверской деревне, собирался несколько раз писать записки, но нетвердое знание грамоте остановило его, и он, гордый сознанием своего славного служебного поприща, жил тихо, почти ни с кем не видясь, и умер, не найдя биографа по достоинству. Денис Давыдов оставил хвастливую память дел своих в напечатанных записках и стихах. Это был ловкий человек, он при жизни приобрел в 10 раз более славы, чем заслужил. Давыдов как-то приходится нам родней, я дитятей катался на его седле, когда он был произведен в гусарские корнеты, и он это вспомнил, встретясь со мной в Симбирске. Давыдов был много меньше меня ростом, широкоплеч, брюнет, на средине лба имел природный белый клок волос, лицо круглое, нос с маленькую пуговку, страшный был говорун. Фигнер был гениальный партизан, это был храбрейший человек и неистощим на выдумки дурачить и истреблять неприятеля. Хладнокровие его было неподражаемо, французы ужасались его имени, много раз бывал он почти в руках французов, но они узнавали его тогда, когда он ускользал от них. Было много партизанов, но эти трое были в славе, о них много говорили.

Как только французы миновали нашу деревню, отец следом за ними явился домой. В новом доме нашем были выбиты окна и двери, в зал было втащено бревно, которое от дверей диагонально упиралось в угол потолка и горело; бревно потушили и вытащили. На поле Золотилова была стычка, и осталось название той долинке — французская могила (Русская старина. 1903. № 2. С. 271–273).

Лейб-медик — придворный врач.

Стогов ошибается: в гардемарины он был произведен 13 мая 1814 г.

Встреча Стогова с Авиновым, очевидно, относится к 1817 г., когда Авинов на корабле «Орел», а Стогов — на корабле «Берлин» находились в плавании от Кронштадта до Кале.

И. П. Бунин в 1802 г. основал Кронштадтское благородное собрание, которое позднее было переименовано в Кронштадтское морское собрание; по образцу его затем стали создаваться подобные организации и в других российских портах.

Все трое были откомандированы в Охотск в 1819 г.

Неизвестная земля (лат.).

Генерал-аудитор — заведующий судебной частью корпуса.

Интендант — военнослужащий, ведающий делами хозяйственного снабжения и войскового хозяйства.

Рунд — ближайший помощник дежурного по караулам («Устав гарнизонной службы») или лица, посылаемые начальником передовых постов для поверки последних («Устав полевой службы»).

Форштадт — предместье города.

Кадриль, экосез, тампет, матредур, котильон — бальные танцы, популярные в начале XIX в.; разновидности контрданса, в котором возможно участие любого количества пар, образующих круг или две противоположные линии танцующих.

Сажень — русская мера длины, равная 2,1 м.

Дошедшие до нас отзывы современников о Трескине совпадают с рассказом Стогова, даже в тех нечастых случаях, когда мемуаристы симпатизировали губернатору. Сравните, например, рассказ одного из сибирских чиновников Н. П. Булатова: «Трескина я глубоко уважаю. Это был гениальный администратор. Конечно, он действовал деспотически; но таково было время, таков был дух…

Впрочем, Трескина вынуждали к крутым мерам и самые обстоятельства. Местное купечество до него было так сильно, что 5 или 6 губернаторов сряду… были сменены по их жалобам. Когда поступил Трескин, купцы сначала присматривались, каков он будет… Трескину было необходимо показать свою силу…

Не знали, когда спит Трескин. Его можно было встретить во всякое время дня и ночи, встретить скорее всего там, где не ожидаете… Трескин не любил формы и часто даже принимал в халате, — ходил по городу, заходил в частные дома, замечал все. То смотрит он на базаре калачи, и горе калашнице, которая обвесит хоть на золотник… Ходил он обыкновенно один, но полицейские следили издали и тотчас являлись куда нужно. Зайдет, бывало, в частный дом и видит — муж с утра ушел на работу, а жена сидит и попивает чаек. «А что ты, матушка, приготовила мужу поесть?» — и в печь. А в печи-то ничего нет. Тотчас расправа».

Или рассказ иркутского купца П. И. Обухова: «Трескин был прекрасный человек, распорядительный начальник!.. Конечно, с казной он делился порядочно. И насчет взяток тоже. Главным деятелем у него по этой части был Третьяков… «Губернатор, — говорит этот, — не берет, а вот Агнессе Федоровне [жене Трескина. — Е. М.] надобно поклониться. Купи мех соболий». — Принесут мех, сторгуются тысяч за 5, за 6; и мех возьмут, и деньги. Другому, третьему — то же».

Первогильдейцы — купцы, принадлежавшие к первой (высшей из трех существующих) гильдии — корпоративной купеческой организации, принадлежность к которой давала определенные сословные и хозяйственные привилегии. Для записи в первую гильдию требовалось наличие капитала в 10 тысяч рублей и более.

Сменивший И. Б. Пестеля на этом посту М. М. Сперанский в официальном отчете обвинял Пестеля в том, что он жил вне управляемого края (с 1809 г.), давал слишком много власти губернаторам и защищал их противозаконные действия. Сам Пестель считал себя жертвой «гнусных доносчиков» из Сибири и происков многочисленных врагов (в том числе и из среды высшей столичной бюрократии). Свое пребывание в Петербурге, а не в Сибири он оправдывал слабым здоровьем и тем, что сам неоднократно просил Александра I об отставке, но так ее и не получил. Вопреки распространенному мнению, что Пестель так же, как и Трескин, накопил большое состояние за счет взяток, он материальной выгоды от своей должности не получал и вышел в отставку, имея громадные долги, которые сумел полностью вернуть лишь незадолго до своей смерти.

После возвращения на государственную службу М. М. Сперанский в 1816–1819 гг. был пензенским губернатором, а затем в 1819 г. был назначен сибирским генерал-губернатором.