Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Книга 1. Пришедший сам

Журнал «Рампа и жизнь» в десятом номере писал:

«Часть аудитории, желавшая видеть на престоле г. Маяковского, ещё долго, после избрания Северянина, продолжала шуметь и нехорошо „выражаться“ по адресу нового короля и его верноподданных».

Николай Захаров-Мэнский:

«Помнится, футуристы остались очень недовольны барышом, доставшимся от вечера Ф.Я.Долидзе, обещая устраивать подобные вечера ежегодно».

Но…

В будущем известный советский актёр, а тогда ещё только готовившийся поступить на юридический факультет Московского университета девятнадцатилетний Рубен Николаевич Симонов, тоже присутствовал на состязании поэтов. В своих воспоминаниях он написал:

«Прошло лет десять после этого вечера. Как-то, идя по Никитскому бульвару, я встречаю Василия Каменского. Мы направляемся в пивной бар, который находился в конце Никитского бульвара. Вспоминаем недавнее прошлое, диспуты в Политехническом, вечер избрания „короля поэтов“.

– Как же так получилось, что избран был Игорь Северянин? – задал я вопрос Василию Васильевичу.

– О, да это преинтереснейшая история! – весело отвечает Каменский. – Мы решили, что одному из нас – почести, другим – деньги. Мы сами подсыпали фальшивые бюллетени за Северянина. Ему – лавровый венок, а нам – Маяковскому, мне, Бурлюку – деньги. А сбор был огромный!»

Между тем ситуация в стране продолжала оставаться очень тревожной. Немцы, возобновившие боевые действия, продвигались к Петрограду.

21 февраля Совнарком принял декрет, который объявлял:

«Социалистическое отечество в опасности!».

Комендант Смольного Павел Дмитриевич Мальков в своих воспоминаниях писал:

« Оставаться в Петрограде стало небезопасно. Но куда переезжать? Управляющий делами Совнаркома Владимир Бонч-Бруевич предложил – в Москву. Ленин согласился, но выдвинул условие: в Москву предварительно не сообщать, переезд организовать внезапно.

Конспирация была строжайшей. Только избранные были посвящены в реальные планы по переезду. Остальным сообщили, что правительство и партруководство переедут… в Нижний Новгород».

1 марта президиум ВЦИК заявил, что «слухи» о переезде советского правительства в Москву беспочвенны.

3 марта в Брест-Литовске российская делегация, которую после ухода Троцкого возглавил Григорий Сокольников, подписала Брестский мир.

С 6 по 8 марта в Петрограде проходил VII съезд РСДРП(б), который переименовал партию большевиков – теперь она стала называться Российской коммунистической партией, РКП(б). Был избран новый состав Центрального Комитета в составе 15 человек. В него вошёл и Григорий Сокольников. Были избраны 8 кандидатов в члены ЦК, среди них был другой однопартиец «товарища Константина» — Георгий Оппоков-Ломов.

А на Дальнем Востоке в это время проходили не менее судьбоносные события. 25 февраля в городе Благовещенске открылся Областной крестьянский съезд, на который из Хабаровска прибыла делегация от Дальневосточного краевого комитета Советов во главе с его председателем Александром Краснощёковым. Собравшиеся делегаты провозгласили:

«Единственной властью, как в центре, так и на местах признать Совет рабочих, солдатских, крестьянских и казачьих депутатов».

4 марта съезд свою работу завершил. Но тут в ситуацию вмешались казаки, которые решениями съезда были недовольны. Областной земской и городской управам пришлось срочно созывать экстренное совещание, которое призвало население создать отряды добровольной гражданской милиции. 6 марта казачий атаман Иван Михайлович Гамов окружил своим гарнизоном здание, в котором заседал областной исполнительный комитет. Его руководители вместе с Александром Краснощёковым обратились к атаману с предложением сделать всё, чтобы избежать вооружённого столкновения, но были арестованы и перепровождены в местную тюрьму. Начался мятеж.

Из Владивостока и Хабаровска подтянулись подкрепления, и 12–13 марта десятитысячная революционная армия очистила Благовещенск от мятежников. Гамов и его люди бежали за Амур – в Китай. Освобождённый Краснощёкое вернулся в Хабаровск.

А в Москве новоизбранный «король поэтов» Игорь Северянин начал пожинать плоды своего увенчания почётной короной. Фёдор Долидзе выпустил книгу стихов, озаглавленную «Поэзоконцерт». В неё вошли сочинения Северянина и стихи ещё шести «эгофутуристов». Обложку украшала фотография «короля» с его автографом и фразой: «Король поэтов Игорь Северянин». Альманах открывался стихами:

«Отныне плащ мой фиолетов,

Берета бархат в серебре:

Я избран королём поэтов

На зависть нудной мошкаре».

Маяковский, надо полагать, на эти стихи обиделся, и его перестал интересовать титул «короля». На какое-то время, во всяком случае. Когда в марте он дарил молодому музыканту и композитору Сергею Прокофьеву свою поэму «Война и мир», то сопроводил её дарственной надписью:

«Председателю земного шара от секции музыки – председатель земного шара от секции поэзии. Прокофьеву – Маяковский».

Поэт Георгий Владимирович Иванов, обожавший Игоря Северянина, в своих воспоминаниях («Петербургские зимы») описал тогдашний триумф «короля»:

«Громадный зал городской Думы, не вмещающий всех желающих попасть не его „поэзо-вечера“. Тысячи поклонниц, цветы, автомобили, шампанское. Это была настоящая, несколько актёрская, пожалуй, слава».

9 марта на один из таких поэзоконцертов Северянина, проходивший в Политехническом музее, пришёл и его главный конкурент. Газета «Мысль» через два дня написала:

«Не обошлось без инцидентов. Во время объявленного антракта футурист Маяковский пытался декламировать свои „произведения“, но под громкий свист публики принуждён был покинуть эстраду».

А выступления Бурлюка, Гольцшмидта, Каменского и Маяковского в «Кафе поэтов» и «Питтореске» продолжались. О них написал Илья Эренбург в эсеровской газете «Понедельник власти народа»:

«Они всюду… На пёстром вокзале, именуемом „Кафе Питтореск“… футуристы провозглашают свои лозунги:

– Да здравствует хозяин кафе Филиппов! Да здравствует революционное искусство!

В маленьком нелепом подвале, перед кроткими спекулянтами, заплатившими немало за сладость быть обруганными, и для возбуждения их аппетита футурист поёт:

Ешь ананасы, рябчиков жуй,

день твой последний приходит, буржуй!

Принят большевизм – но эта подделка преображения мира не заставит нас отказаться от веры в возможность иной правды на земле. Выйдя из футуристического кабака, мы не окунёмся с радостью в тёпленькую ванну нашей поэзии, а ещё острее возжаждем горняго ключа, подлинного рождества нашего искусства…