Том Рейсс - Подлинная история графа Монте-Кристо. Жизнь и приключения генерала Тома-Александра Дюма

У нас нет свидетельств о том, как Алекс Дюма воспринял уничтожение французского флота и потерю по меньшей мере двух тысяч человек. Однако мы без труда можем это представить. Занимаясь поддержанием порядка в Каире и противодействуя бедуинской угрозе, Дюма на протяжении нескольких недель после катастрофы [944]сосредоточился на поиске скакунов для своих людей. Он вел переговоры с хозяевами конюшен, торговцами и бедуинскими шейхами, покупая как лошадей, так и верблюдов. Драгуны и кавалеристы постепенно возвращались в седло, а некоторые из них получили великолепных арабских коней, брошенных мамлюками.

Как считал Наполеон, кавалерия жизненно необходима, чтобы произвести впечатление на египтян, которыми на протяжении веков правили конные солдаты. Иногда Дюма заходил в глубь территории Верхнего Египта, преследуя мамлюкских повстанцев или бедуинов. Порой он совершал набеги на дельту реки: дороги и тропы вдоль Нила по-прежнему оставались ненадежными. Всюду за пределами Каира и Александрии французские солдаты и гражданские лица становились добычей для похитителей, повстанцев и бандитов.

Письма, отправленные генералом Дюма из Египта, свидетельствуют о растущей душевной боли. В письме Мари-Луизе, хранившемся в сейфе Вилле-Котре, говорится:

Каир, 30 термидора [945]VI года [17 августа 1798 г.]

Будь счастлива, если для тебя это возможно, потому что для меня все удовольствия мертвы до тех пор, пока я однажды не увижу Францию вновь, но когда же?.. Я отчаянно хочу сказать тебе обо всем, что у меня на душе, но любой здесь должен молчать и давиться собственной болью. Поцелуй мое дорогое, дорогое дитя, мать, отца [его тещу и тестя – Лабуре] и всех наших родственников и друзей.

Я смог найти лишь еще одно письмо Дюма, датируемое осенью 1798 года. Оно адресовано генералу Клеберу в Александрии. Клебер – который разделял взгляды Дюма на Наполеона [946]– подвел незабываемый итог действиям своего командира, заявив, что Бонапарт был «генералом, который обходится [947]в 10 000 человек в месяц». Клеберу очень не нравилось, что Наполеон использует людей как обычные инструменты и готов послать тысячи на смерть, если это принесет ему хоть малейшее преимущество. «Любят ли его люди? [948]Да и как они могли бы его любить? – наспех нацарапал Клебер в своей записной книжке. – Он не любит никого. Но думает, что может заменить это повышениями по службе и подарками». Подобно Дюма, Клебер искренне верил в идеалы 1789 года. По мнению этих генералов, Дюма вел великую революционную французскую армию к позору.

Но ситуация в Египте – эрзац-«республике», призванной смягчить экономические потери от отмены рабства на сахаропроизводящих островах, – наверняка вызывала у Дюма особую боль. Он преодолел наследие времен рабства, приняв идеал братства и свободы. Однако, путешествуя по окрестностям Каира, Дюма увидит чернокожих рабов-нубийцев, которые работали в домах и на полях и продавались на рынках. Хотя арабская торговля чернокожими африканцами была значительно древнее европейской, она никогда не ставилась под сомнение в обществе, подобном египетскому. «Караван из Эфиопии прибыл в Каир [949]посуху вдоль Нила, доставив 1200 чернокожих рабов обоего пола, – писал один французский капрал. – Человеколюбие восстает при одном взгляде на этих жертв людской жестокости. Я трясся от ужаса, глядя на прибытие этих несчастных душ, почти полностью обнаженных, скованных друг с другом цепями, с печатью смерти на черных лицах. Людей подло продают подобно скотине».

На рабстве были основаны все уровни египетского общества, начиная с самого верха, коль скоро даже мамлюки – представители правящего класса – изначально появились здесь как рабы. Едва ли в задачу Дюма входило освобождение тысяч африканских рабов, которые всюду, где он появлялся, жили в нищете. Но разве освобождение человечества и исполнение законов 1794 года не считалось заявленной миссией армии? [950]«Мы видели, как рабство [951]покрывает мир подобно большой раковой опухоли, – заявлял один революционер. – Мы видели, как оно распространяет саваны в античном мире и в современной жизни, но сегодня прозвонил колокол вечной справедливости, голос сильного и доброго народа прочитал священные слова – рабство отменено! [952]»

И тем не менее рабство жило и процветало в новой французской колонии – в Египте, а главнокомандующий не выказывал желания как-либо исправить эту ситуацию. Одно дело – освободить рабов на Мальте, где Наполеон намеревался ниспровергнуть местные порядки, а галерные рабы как раз были их частью (освобождение рабов-мусульман перед высадкой в Египте также произвело хорошее впечатление на исламский мир). И совсем другое дело – освобождение рабов в Египте, где Наполеон хотел использовать существующий порядок для укрепления собственной власти. Некоторые французские солдаты даже покупали себе чернокожих рабов [953]на рынках – в нарушение закона республики, закона, который Наполеон в этой далекой стране безнаказанно презирал. Более того, он даже приказал купить две тысячи рабов [954], чтобы зачислить их в солдаты. Раздобыть этих рабов не удалось, но примерно 150 чернокожих африканцев действительно вступили во французскую армию в Египте как часть особой бригады. Постепенно им дали разные назначения и объединили с чернокожими солдатами с островов Карибского бассейна – разновидность расовой сегрегации, что также нарушало гарантии равенства по расовому признаку, прописанные в Конституции Республики.

В августе 1798 года во время происшествия, которое могло бы быть взято прямо из романов его сына, генерал Дюма случайно наткнулся на клад [955]из драгоценных камней и золота. Но на этом, увы, сходство с графом Монте-Кристо и закончилось.

Дюма обнаружил брошенный тайник (по всей вероятности, собственность какого-нибудь воина-мамлюка) в центральной части Каира под домом, за ремонтом которого надзирал. Хотя Дюма выступал против хищения драгоценных камней и монет, широко практиковавшегося в Северной Италии, в отношении этого сокровища, чей владелец сбежал в пустыню, если вообще был еще жив, он занял другую позицию.

Нет никаких свидетельств о том, что Дюма жалел о конфискации богатств – французу было нетрудно относиться к мамлюкам как к иностранным захватчикам и аристократам-угнетателям местных египтян [956]. Однако он полностью передал все сокровища армии и, если верить его сыну, отправил Наполеону следующую записку:

Леопард не способен сменить [957]окраску, так же и я не могу изменить свой характер и принципы. Как честный человек, я должен сообщить вам факт [о сокровищах], который я только что обнаружил..

Я передаю его в ваше распоряжение, напоминая вам лишь о том, что я отец и не имею состояния.