Николай Оцуп - Океан времени

Вдруг отрезанная от России,
Слишком неожиданно: войной, —
Без отчаянья, без истерии
С Данте и, Виргилия страной,
Словно пересаженная роза,
Ты свыкалась, ты была полна
Звуками, как Mater Polorosa [19]
Если бы спустилась, с полотна
Перуджино или Рафаэля
Жить под крышей скромного отеля…

Там играла ты, впадая в транс,
Образ твой прославившие роли,
Там античное и ренессанс
С новеченто слиты не в одно ли
Для тебя? Весенний, страстный край,
Плеск фонтана, Пинчио, Фраскатти
Полюбила ты и писки стай
Ласточек, нырявших на закате
Над домами, как над полем ржи
Где-нибудь под Киевом стрижи.

Ты в Италии, конечно, дома
Больше, чем в Париже; дивный звук
Имени единственного: Roma —
У тебя и счастия, и мук
Отзвук будит. Очень ты любима.
Греческое солнце на твоем
Римском олимпийстве псевдонима
Все заметнее: светло, как днем,
У тебя в сознании, в работе,
Оборвавшейся на грустной ноте.

Как бы озабоченная тем,
Что творится где-нибудь в кварталах
Заселенных беднотой, ни с кем
Из своих коллег, веселых малых,
Ты договориться не могла,
Пробовала — и не выходило:
По ту сторону добра и зла
Здесь искусство. И тебе не мило
Их признанье — по другому тут
Ценят достижения и труд.

Ты и в артистическом соседстве
Одинокая. О сцене ты
Не мечтала как о лучшем средстве
От безвестности и нищеты.
Для тебя она была прорывом
К истине, к тоскующим сердцам,
Пламя возжигающим огнивом,
И тревожили огни реклам,
Чьи саженные пылали буквы,
Как позор отечественной клюквы.

Помню, с ней еще и не знаком,
Деву я увидел на экране.
Вся она казалась мотыльком,
Но лицо ее на первом плане,
Как трагическая тишина,
Что-то предвещало роковое.
Неспроста: Людовика жена
Сменит же роскошные покои
На тюремные; в окошке даль
И на пике голова Ламбаль.

Зрелость музы: вдруг, молниеносно —
Пламя, чтобы в нем перегореть
Невзначай романтике наносной…
Захотеть, проверить и суметь…
Хороша Мария Магдалина
С отражением креста в глазах!
(Жутко светлая жила картина
Долго на пяти материках…)
Все прочувствовано, все готово
Для преображения любого.

Ты — и сразу в четырех ролях:
Коронелла, Пия и Франческа
И Тереза — в разных париках, —
Разная и в душах: в первой — резко
Злое, та — портрет себя самой,
Третья — несвобода и влюбленность,
У четвертой — грусть любви святой.
Ну и в пламя образы, в законность,
Чтобы вымысла и правды сплав
Жил для многих, совершенным став.

Ясновидящая, и слепая,
И цыганка… не одно перо
Написало, что «совсем большая»…
Гамлет, и апашка, и Пьеро…
И горбунья, и Ракэн Тереза…
Любит и уродок, и старух
Юная красавица: аскеза!
Но и чувствуя высокий дух,
Здесь ее не понимают воли:
Соли возвратить бы силу соли!

И не то чтобы один кумир
У тебя: восток суровый, русский.
Сколько там отсюда (как ампир,
Наше и полета, и нагрузки
Равновесие), и не забыть
Всадника-гиганта на утесе
В городе, который любит жить
В линиях Растрелли или Росси…
Ведь пример для чудо-мастеров:
Дух Италии среди снегов.

Не случайно же для всех губерний
Не один был центр, а сразу два —
Мы еще застали двух соперниц
Поединок: Петербург, Москва.
Кто кого? У Гумилева в «Цехе»
Царствовала западников спесь,
Хоть и мы не раз меняли вехи,
Чувствуя в унынии, что здесь
Слишком многое для нас чужое
И родней, чем Цюрих, — Бологое.

Шутки в сторону! Окружена
С первых же шагов — ты одинока
И как будто приговорена
К расставанию, уже без срока.
Оттого-то, встретившись со мной,
С быстротой и смелостью цыганской,
Отдала ты за язык родной
И за луч идеи мессианской:
«Неужели сердца не спасу?» —
Славу, счастье, молодость, красу.

19

Все живое в центре мирозданья,
Так что наших центров и не счесть.
Каждый в центре своего сознанья
Помещает центр всего, что есть.
Палача совсем не занимает.
Что любил идущий под топор,
А его сомненье угнетает:
Как раскрыть успели заговор?
В центре круга своего приказчик,
Даме предлагающий образчик.

Мать без сына, дети без отца,
Все, что полагается в такие
Времена. А рядом жеребца
Ржание и лес, и нет России,
Нет Петра, и всей Европы нет.
Есть величественный, непрерывный
Зверя и растения ответ
Солнцу: продолжай, целитель дивный,
Свет давать живому и тепло…
Нет Белинского, нет Буало.

Выходя на зимний и на летний
Путь и заключая новый год,
С каждым поворотом все конкретней
Восстанавливаю жизни ход,
Чтобы дребезжащая частица,
Свой копя духовный капитал,
Знала, что и в ней прекрасно длится:
Omnia [20]вселенная, Weltall… [21]
Удивительна и несказанна
Гордость капельки: часть океана.

Да ведь бесконечна и она,
Если имя у нее — Бетховен,
Пушкин…Тайна в них отражена
Дней Творенья. И не нарисован,
Не написан Рембрандтом портрет
Собственный, а создан, как живое
Жизнью создано… А столько лет
Готики, и многое другое…
Я, они и мы, но — все в одном.
Сообща, но — каждый о своем.

Все в себе и я переживаю.
Хорошо историю любить,
Я ее, как «Илиаду», знаю.
Что мне ближе в ней? Как пропустить
Даже, то, что набрано петитом?
О России всех нужней глава
Мне, конечно, в широко открытом
Фолианте, но учить сперва
Надо европейскую… Изгнанье,
Ты мне вот читаешь о Германии!

Ленский, брат Новалиса меньшой,
Близок испытующему духу
Веры и доверчивости той…
Как французское такому слуху
Тягостно (онегинское), как
Дерзкая всезнающих насмешка
Ранит и какой-нибудь пустяк
Вдруг от жизни отрывает: спешка
Рвущегося ввысь (на полчаса)
Так чиста. Поэзии краса —

Вы — мечтатели, куда угодно —
Только из действительности вон!
Пусть на гибель, но зато свободно!..
И неотразим Гиперион.
Только чем светлее над веками,
Тем внизу слышней: ich will! ich kann! [22]
Долг… механизация… За нами!
Повинуйся же. И Jedermann,
Детище больших идеалистов,
Грозен… как бывал в России пристав.

Дух Германии? Извольте жить
Между звуками небес и veto.
Благородная задача — быть —
Юнкерами университета
В дерзкой вольности уличена:
Ничего не изменяй в природе,
Но учись ее понять — она
И сама — свобода в несвободе.
Все разумно. Чувствуй, как велят.
Не ленись. Am Anfang war der Tat! [23]

Только что же делать с сыном блудным
Ей, железной? Где ты пропадал,
Гёльдерлин? В горах виденьем чудным
Жить без Диотимы продолжал?
Что случилось? Как больные звери,
Дотащился наконец домой,
Потеряв… но горше нет потери:
Ногти больше пальцев, взор пустой…
Спит, хохочет… ничего не помнит…
Самый щедрый, но и самый темный!